Вадим не хотел одеваться, должно быть, нарочно, чтоб разговор не затянулся.— Я закаленный.— А я не закаленный, — с ударением сказал Максим. — Поэтому хочу разговаривать на равных. Я в пальто, в меховой шапке. А ты рядом будешь, как сирота, обращать на себя внимание прохожих. Что они подумают обо мне?Вадим оделся.Пошли проспектом по направлению к полю. Оно недалеко, новый институт строился на окраине. После его постройки проспект протянулся дальше: посадили молочный комбинат, рядом жилые дома. Многие в городе гордятся этим районом. Но не главный архитектор. Максим считает эту застройку своим самым большим поражением: слишком уж «по-новому», шаблонно, по-сверхтиповому. Чистейший функционализм. Такие районы есть в каждом городе. Единственное их достоинство, что новые. А что будет, когда они постареют?Он спросил у студента, как ему нравятся планировка района и его архитектурный облик. Вадим ответил:— Мне нравится. Современно.Вот так, коротко и ясно: современно. Формула всеобъемлющая. Попробуй спорить.Поэтому, оставив архитектуру в покое, Максим безо всяких подходов спросил о главном:— Ты любишь Веру?Вадим не удивился, как будто ждал этого вопроса.— Это имеет отношение к архитектуре?— Это имеет отношение к судьбе будущего архитектора. Между прочим, есть нерушимый закон, он не записан в моральном кодексе, но вытекает из него: прежде чем стать хорошим специалистом в любой области, надо стать человеком. Просто человеком.Но тут же обожгла мысль: «Завтра он узнает, что я развожусь с женой, и можно представить, как истолкует мои слова».Вадим помолчал минутку и ответил как будто даже застенчиво:— Мы дружим.— Знаешь, что от вашей дружбы будет ребенок?Юноша остановился, глотнул морозный воздух, по лбу из-под шапки красивых каштановых волос поползла бледность, но не дошла до щек, они не побледнели, по-прежнему светились здоровым румянцем.— Откуда вы... знаете?— Я друг семьи.Он съежился, и бледность перешла на щеки.— И родители знают?— Пока нет.— Откуда же вы?..— Мне сказала Вера.Губы его скривились в подленькой ухмылочке, и бледность поползла обратно, вверх,— Почему такое доверие?Максиму стало гадко. Если б речь шла о судьбе его собственной дочери, то на этом он бы, верно, прекратил разговор с «женихом». Но Веру такая развязка мало порадует. Этой бедной влюбленной девочке надо помочь выйти из ее тяжелого положения с наименьшей душевной травмой. Да и всем Шугачевым — Поле, Виктору... Наконец, надо исходить из того, что нет людей безнадежных, тем более не безнадежен этот парень, в хороших руках — а у Шугачевых руки хорошие — он еще может стать человеком.— Почему такое доверие, тебе, видно, трудно понять. Но ты мог бы знать из ее рассказов, что я нес ее из роддома. Нянчил, когда ей было год, два, три... Существовала когда-то такая категория — крестный отец. Часто он бывал духовным отцом. Ему, особенно если он близкий друг семьи, дети доверяли больше, чем родителям. У тебя не было такого человека?Вадим молчал.— Представляешь ее душевное состояние, если она отважилась признаться мне в своей беде? Хотя, по логике, для женщины это должно быть радостью, счастьем...— Что? — должно быть, Вадим задумался и не уловил смысла его слов.— То, что она будет матерью.— Ну, не очень-то этому радуются в наше время.У Максима зачесались руки, но он спрятал их в карманы пальто.