— Что ж… недурная перспектива.— Но если б в армии все были, как наш командир. Если б не было дураков…Отец весело засмеялся.— Чего захотел! Не помню, кто из великих сказал: без дураков было бы скучно.— Это верно — с ними весело, — согласился Василь без улыбки, с мрачной суровостью. — Так весело…Иван Васильевич вопросительно глянул сыну в лицо, сказал:— Тебя обидел кто-нибудь?— Нет. Никто. Но есть у нас один солдафон, все время боюсь, как бы не сорваться… А он — шишка.— Я прошу тебя, Вася. Не от своего имени. От мамы. Я понимаю, случалось — сам давал дуракам в зубы. Но у меня было другое положение. Ты — солдат.

   Василь, замедлив шаг и даже сбившись с ноги, так же пытливо посмотрел на отца, заглянул в глаза. Минуту тянулся немой разговор, который оба хорошо понимали. Наконец Василь широко улыбнулся.— Не бойся. Не сорвусь. Научен уже.Дождь перестал сеяться. Падали редкие капли. Облака поднялись выше. Или, может быть, так казалось потому, что все ниже и ниже спускались они. Когда дошли до поселка, Василь предложил:— Пойдем погуляем у моря.Волны бухали с прежней силой, только как бы реже, с большим раскатом. Они вышли но узкому переулку на берег. Море дохнуло в лицо солеными брызгами и запахом водорослей. Здесь, вблизи, белые гребни валов не казались такими грозно-фантастическими, уже не страшно было, что море водяной горой обрушится на землю. Все стало обычным. Но Антонюк увидел, как загорелись у сына глаза, раздулись ноздри, как он склонился над обрывом: вот-вот кинется в самую высокую волну. Нет сомнения: морские просторы приворожили сухопутного моряка.— Море съело пляж, — сказал Василь с восторгом перед могуществом стихии и радостно засмеялся. — Негде будет «дикарям» отлеживать бока. Сколько их сюда наезжает летом! Лодыри!— Ты строго судишь людей, использующих свое право на отдых. Разве твоя мать или Лада лодыри?Василь немного смутился.— Некоторые тут все лето сидят.— Ты все знаешь…— Совхоз — наши шефы. А дармоеды эти живут у совхозовцев. Правда, местные тоже научились их обирать.— А заодно и тех, кто приехал отдохнуть на честно заработанную копейку.— Да уж, конечно, не разбирают, с кого слупить больше, с кого меньше. Лови момент.Такие рассуждения сына не понравились: одних он осуждает огулом, других так же огульно оправдывает, уверенный, что он — за людей трудящихся, которым можно простить такой небольшой грех, как выколачивание денег из курортников. Видно, хороши шефы эти совхозники, если такое влияние оказывают. Спорить трудно, не зная этих людей и их психологии. Он никогда не живал в таких курортных местах. Сын, между прочим, словно прочитав его мысли, сказал:— Напрасно ты, отец, не ездил к морю. У тебя были такие возможности.— Я не люблю курортов.— Можно полюбить море.— Я люблю поле и лес. Ты полюбил море?— Полюбил. Это здорово, я тебе скажу. Даже в такую погоду — чудо. Неужели не понимаешь? А летом, когда солнце!.. Нам с горы его видно на десятки миль. Искрится все. И без конца меняет краски. Каких не бывает цветов! Когда солнце всходит, когда заходит. В полдень. Стоишь на посту — глядишь и не налюбуешься. А если б ты с аквалангом спустился под воду. Сказка! — От восторга он говорил отрывисто, как школьник.— Ты аквалангист?— Да. Разрядник.— Это не рискованно?— А ты прожил без риска?Иван Васильевич опять рассмеялся.