— Командная высота у вас тут. И костра? мягкая.Ольга не поняла, какое отношение имеет одно к другому. Тут, на чердаке, наедине с таинственным незнакомцем, делая дело, за которое можно очутиться в тюрьме, а то и вовсе на виселице, она снова утратила свою бойкость и игривость. Говорила приглушенным шепотом. Теперь это был не страх, а что-то новое, значительное и непонятное, как тайна венчания или причастия.— Хилый твой квартирант. Слабенький. Как ребенок.— У него душа сильная.— О, а ему, правда, можно позавидовать. Получить такую похвалу! Что ж, увидим.Тогда она повернулась к нему и неожиданно для себя попросила:— Не втягивайте вы его никуда. Зачем он вам, такой? И вправду дитя. Лучше я отдам вам... — Хотела сказать «револьвер», но осеклась, может, потому, что он не выказал удивления, не возразил, не согласился. Даже не посмотрел на нее — проверял, надежно ли завернут приемник. Потом легко подхватил тяжелую ношу, пошел к лестнице.Ольга спустилась вслед за ним. Он ждал ее в каморке под лестницей, снова придирчиво осматривая ненадежную упаковку. Попросил мешок. Засунул приемник в мешок, напихал по бокам тряпок, чтобы мешок выглядел мягким, не выпирали острые углы.— Соседям скажешь, что ты продала... Что ты можешь продать?— Картошку, свеклу. Шерсть. У меня есть шерсть.Он будто позавидовал:— Богато живешь.Ольга вспомнила, как он голодно проглотил слюну, вспомнив о ее драниках. Стоит накормить его, хотя в то же время не хотелось, чтобы он задерживался в доме. Получил что положено — и, как говорят, с богом.Но предложила:— Драников нет, а картошка в печи горячая, с салом.Евсей засмеялся.— Не хватит кожушка рассчитаться за машину. — И осторожно взвалил мешок на плечи.Ольга вышла следом за ворота и застыла, ошеломленная: за рулем грузовика сидел немецкий солдат.Евсей положил приемник на сиденье рядом с шофером. У Ольги мелькнула страшная мысль. Но она успокоилась, вспомнив: «Не хватит кожушка рассчитаться...» И все равно ужаснулась: какой бешеный риск — нанимать немца!Она сорвала с плеч кожух, протянула ему.— А кожух? Чуть не забыл кожух.Он на мгновение растерялся, но тут же схватил кожух, бросил на приемник, засмеялся.— Спасибо, сестра. — И вскочил в кабину.У Ольги подкашивались ноги, она долго не могла сойти с места, пока не почувствовала, что сзади, за калиткой, стоит Олесь. Рассердилась, что он вышел так, в одном пиджачке, без шапки.— Ты как малый ребенок! Хуже Светки! — С сильным стуком захлопнула калитку, погнала его в дом. — Хочешь снова лежать? Вот же дурень!За дверью, в сенях, Олесь повернулся к ней и, дрожа будто действительно от холода, спросил:— Ты видела? Немец!Немец за рулем испугал парня не меньше, чем ее вначале. Но, сама рисковая, она уже в душе хвалила такую хитрость смелого и веселого человека.— Не бойся, он правильно придумал. Шофер не станет проверять, что везет, а патрули не остановят военную машину.— Откуда ты знаешь его?Ольга силком впихнула его в кухню и там, в тепле, почти радостно засмеялась.— Боже мой, да ты ревнуешь!Олесь сконфузился, покраснел.Ольга обняла его, поцеловала в губы, в лоб.— Как я люблю тебя! Сашечка, родненький. Никого на свете так не любила! Чем ты меня так приворожил? А того, усатого... Я купила у него кожушок. Как он торговался? За каждую марку! А я отдала ему кожушок назад. Он же его продал, чтобы заплатить за машину.