— Неужто обязательно сам председатель должен ездить в «Сельхозснаб» за каждой парой вожжей или железом для кузницы? Это мог бы с успехом сделать любой колхозник. А Лесковец ездит сам. А в колхозе в это время целый день простаивает триер, данный всего-то на каких-нибудь два дня. Триер забрали, и часть семян осталась неочищенной…— Сколько там этих семян! — не выдержал Бирила.— Мы не имеем права, товарищ Бирила, посеять недоброкачественно ни одного гектара.Окончил Ладынин свой доклад — Лесковец сразу же поднялся, быстро снял шинель и кинул её на подоконник. Прокатился смех.— Ишь ты, жарко стало!— Еще бы нет!.. Тут и сорочку скинешь, не только что…— А он её уже расстегнул!.. Глядите!..— Да, брат Максим, это тебе не за вожжами ездить…— Усы подкрути для фасону!..Ладынин поморщился — не нравились ему эти шутки. А Маше было от них прямо-таки больно, может быть, больнее даже, чем самому Максиму.Банков стучал карандашом по графину.— Тише, товарищи! Да поменьше курите! Дышать нечем.Максим точно не слышал всех этих шуток. Молча постоял, подождал, пока установился порядок, потом попросил у председателя собрания слова.— Тут секретарь наш, Игнат Андреевич, товарищ Ладынин, — он, должно быть, не подготовил начала своей речи; и потому нагромождал слова без толку, — в своем докладе так навалился… одним словом, доказывал, что в том, что сельсовет занимает восьмое место по району, а не первое, виноват только один человек: Лесковец…— Ты о своем колхозе говори… О сельсовете с тебя никто не спрашивает, — остановил его директор МТС Крылович.— Нет, извините, если весь доклад был направлен против меня, так позвольте мне сказать… Ну хорошо, Лесковец не умеет руководить, Лесковец допускает грубые ошибки, ездит, а толку нет… Одним словом… Лесковец не опирается на колхозный актив… актив у него — один Шаройка… Что имеет товарищ Ладынин против Шаройки — я не знаю… Одним словом, получается, что Лесковец — это Шаройка номер два…Снова все засмеялись, кроме Маши; она молча кусала губы и не поднимала глаз. Ладынин укоризненно показал головой:— Напрасно, Максим Антонович, — и подумал: «Болезненно реагирует. А может, это и хорошо».Максим, должно быть, не расслышал или не понял, что сказал секретарь, потому что переспросил:— Что?— Ничего, ничего… Говори…— Но… товарищ Ладынин проглядел одно различие… Шаройка не хотел работать председателем… Амельян Денисович настойчиво просил, чтоб его освободили…Тут уже и Маша не выдержала, рассмеялась.Не понимая, чем вызван этот смех, Максим, повернулся к президиуму. Шаройка незаметно дергал его за гимнастерку.— А я сам взялся за эту работу. Я не прошу, чтобы меня освобождали… Нет! Я хочу работать!— Отлично! Молодчина! — У Ладынина радостно блеснули глаза из-под косматых бровей.У Маши тоже стало легче на душе. Теперь она смотрела на Максима так, словно увидела его впервые. Он стоял у окна раскрасневшийся, с горящими глазами, помолодевший и стройный, туго перетянутый ремнем, за который держался руками, и растерянно озирался, видимо снова не понимая, за что его вдруг похвалил Ладынин. Потом, должно быть, понял и почему-то рассердился — начал злобно кидать слова:— Хочу! Но я согласен: Лесковец не умеет управлять… Не умеет, потому что работает всего три месяца… А кто меня учил, кто помогал? Почему товарищ Ладынин не сказал, как мне помогла партийная организация? Не вижу я от нее помощи…