— Признаюсь, гражданин Ленин, ваши доводы заставляют задуматься. Логика ваша, как говорят, железная. Но вы не ответили на мой вопрос.— Не боюсь ли я остаться в меньшинстве? — Ленин на мгновение как бы задумался, но тут же уверенно сказал: — Нет, я не боюсь! Я не могу остаться в меньшинстве. За мной — миллионы солдат, рабочих, крестьян.— Я имею в виду ЦК вашей партии.— Вы действительно хорошо информированы. Кем? Троцким? В ЦК я оставался в меньшинстве. В 1907 году, например. Тогда большинство большевиков было за бойкот третьей Думы. Я защищал участие в ней, я доказывал, что новые условия требуют новых форм борьбы. Мы должны были пройти через хлев столыпинской Думы. Мы пройдем и через хлев пусть себе и позорного мира с немцами. Марксизм требует учета объективных условий. В чем коренное изменение этих условий? Есть, живет, укрепляется первая социалистическая республика. И потому теперь важнее всего и для нас, и с международной точки зрения сохранение этой республики. И мы никому не дадим втянуть нас в ловушку, в продолжение империалистической войны.Жак Садуль заглянул в записную книжку. Видимо, некоторые вопросы были подготовлены им заранее.— Но есть еще одна сила, которая, безусловно, скажет свое слово о войне и мире. Я имею в виду Учредительное собрание, созываемое на днях.Ленин как бы про себя усмехнулся и, обойдя стол, сел в свое рабочее кресло.Садуль насторожился: не дает ли этим премьер понять, что аудиенция окончена?Нет, Владимир Ильич выбрал из стопки аккуратно сложенных газет номер «Правды», заметно зачитанный: грубая желтая бумага вытерлась на сгибах.— Газеты наши вы читаете не совсем аккуратно. Неделю назад в одной статье я цитировал очень известного социалиста. Плеханов для вас авторитет?— О, конечно!— Так вот что говорил Плеханов еще в тысяча девятьсот третьем году. Послушайте, пожалуйста. Вот тут.Точные слова Плеханова: «Если бы в порыве революционного энтузиазма народ выбрал очень хороший парламент — своего рода chambre introuvable (бесподобная палата), то нам следовало бы стараться сделать его долгим парламентом; а если бы выборы оказались неудачные, то нам нужно было бы , — Ленин интонацией подчеркнул эти и следующие слова, — стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели ».— Вы можете разогнать Учредительное собрание? — почти ужаснулся Садуль.— Это будет зависеть от Учредительного собрания.— Но это же террор!— Жаль, гражданин социалист, что вы повторяете наших меньшевиков и эсеров. Когда-то они были согласны с Плехановым, а теперь кричат про «большевистский террор». А какой террор чинили они сами при Керенском! В одну только минскую тюрьму Керенский и Авксентьев засадили три тысячи солдат за «вредную агитацию». Это не террор? А расстрел руками Корнилова целых полков за недостаточное воодушевление в войне? Это что? Разница только в том, что керенские и либерданы вкупе и влюбе с Корниловым чинили террор против рабочих, солдат, крестьян, а Советская власть принимает решительные меры против буржуазии, помещиков и их прислужников. Я вам советую присмотреться к российской революции более внимательно. Вы, мне кажется, могли бы понять, что она давно покончила с парламентаризмом, который еще нигде не разжигал огонь революции, а всегда был средством обмана трудящихся классов. Российская революция в самом начале своем, в пятом году, создала небывалые еще в истории развития мировой революции народные организации. Это — Советы. Они — органы власти рабочих, солдат, крестьян. Они покрыли густой сетью всю страну. Не случайно буржуазия, помещики ведут смертельную борьбу против Советов. Да, мы были за Учредительное собрание. До Октябрьской революции. Тогда Учредительное собрание было бы лучше любых органов власти Керенского. Но теперь Советы, как всенародные революционные организации, стали на тысячу голов выше любых парламентов всего мира. Чего же вы хотите? Чтобы мы вернулись от Советов к соглашательскому парламенту?! Вся власть Советам! — сказали мы и боролись за это. А теперь мы выполняем волю народа, который повсеместно говорит: вся власть Советам! Любое отступление — измена революции.