Иногда и его пугало, что он входит в эту роль — пенсионера. Как приступы боли от камня в печени, так же внезапно, без осознанной причины, приходили иной раз страх и отчаяние. Но, к счастью, ненадолго — на минуты. А так обычно он относился с иронией и к своему новому положению, и к волнениям жены, И если сидел подолгу дома в одиночестве, то вовсе не оттого, что сковывали тяжкие раздумья над собственной судьбой. Нет. Иногда он бездумно отдыхал после многих лет напряженной работы, иногда углублялся в воспоминания, а чаще всего просто играл роль, выдуманную Ольгой, забавлялся, чтоб еще больше встревожить ее и заставить ухаживать за ним, как за ребенком. Он не считал это жестоким по отношению к жене, потому что ни злости, ни обиды не испытывал и ее преувеличенное внимание к его переживаниям не раздражало. Он понимал: это в первую очередь нужно ей самой, без таких забот и волнений жизнь ее обеднела бы. Одно не понравилось ему, и он выразил своеобразный протест. С полгода назад он начал тайком, по ночам записывать свои партизанские воспоминания. Ольга также тайком стала читать каждую запись. Отыскивала рукопись, где бы он ни спрятал, у себя в квартире она все могла найти. Иван Васильевич разозлился и бросил писать. Зачем? Немало таких воспоминаний написано и без него, и немало неправды. Без намеренья напечатать, без цензуры — жениной, читательской, — без необходимости таиться он, может быть, и мог бы написать что-нибудь стоящее. А так — нет. Неделю назад, когда высокого «врага трав» попросили выйти на почетную пенсию, так же как некогда его, Антонюка, Ольга, обрадованная, сказала:— Ваня, может быть, теперь тебя вернут на работу?— А я не хочу! Мне хорошо пенсионером!Он сам не понимал, почему рассердился, и, сказав неправду, напугал и огорчил жену.Странно: отставка человека, с которым он, Антонюк, во многом не был согласен, из-за субъективного прожектерства которого несправедливо наказан, не обрадовала. Только напомнила боль, что испытал он в те дни, когда решалась его собственная судьба. Сейчас жена волновалась не без оснований: последние дни он и вправду жил в тяжких раздумьях. В тревоге, в надежде. Снова спорил со своими противниками, действительными и воображаемыми, — с людьми, которые руководили им, с бывшими товарищами и — весьма возможно — с завтрашними сотрудниками. Но больше всего — с сыном…«Ах, дети, дети! Я жил для вас, работал для вас. И мне хочется одного: чтоб хоть кто-нибудь из вас понял это и сказал спасибо. Не за то, что я вас родил, вырастил, вывел в люди. За работу, которую я делал. Для всех детей».Иван Васильевич ласково положил руку на головку внука, на его мягкие-мягкие, как пушок, золотисто-белые волосенки. Трехлетний мальчик недовольно мотнул головой, чтобы сбросить тяжелую руку деда: увлеченный сказкой, он не хотел никаких нежностей. Мужчина! Они сидели перед телевизором. Малый и старый. Смотрели «Снежную королеву». Антонюк давно заметил, что с наибольшим интересом он смотрит мультфильмы-сказки — по народным, по Пушкину, по Андерсену. Все здесь правда. И Снежная королева и тролль. И превращение маленького Кая. И настойчивые поиски Герды. Сказочные приключения детей волнуют до замирания сердца, до слез умиления и восторга. А вот многие фильмы для взрослых кажутся ему надуманными, неинтересными, потому что якобы глубокие проблемы, поднятые авторами, по сути воображаемые, жизнь героев упрощена. Вот, например, фильм о колхозе, который он недавно смотрел.