Максиму тоже захотелось сказать что-нибудь по поводу политических событий, но он уже три дня не читал газет и поэтому боялся, что ляпнет невпопад.Вскоре Макушенка как-то совсем незаметно перевел разговор на другое — начал расспрашивать, где он служил, воевал. Здесь Максим чувствовал себя уверенно: о том, что видел и пережил, он умел рассказать.— Люблю послушать и почитать о далеких краях. Географ, — улыбнулся Макушенка.Максим отметил в нем ещё одну хорошую черту — умение слушать.— Ну, а дома как встретили? — спросил секретарь, когда Лесковец кончил. — Сруб начали ставить?— Сруб? — Максим удивился. — Материал ещё в лесу, товарищ секретарь.Макушенка сразу переменился в лице: он покраснел от гнева, глаза потемнели. Сцепив пальцы, он нервно потер ладони и сердито посмотрел на Лазовенку.— Та-ак… А на бюро Шаройка доложил, что весь лес перевезен и класть начали… Шагу не ступит, чтоб не соврать. Ну и человек! А ты, Василь Минович, что смотрел? Член райкома!Василь встал.— Я предлагал Шаройке машину, на сельсовете говорил…— Мало говорить, особенно с Шаройкой. Надо требовать, проверять.Поднявшись, Макушенка обошел вокруг длинного стола, приставленного под прямым углом к письменному, и остановился перед Максимом.— Ну хорошо, приехал… На учет возьмем. Дом построить поможем… Ну, а дальше что? Думал?— Нет, ещё не думал, — признался Максим.— Следовало бы уже подумать.Секретарь обошел стол с другой стороны, вернулся на свог место и начал рыться в ящике.Василь отошел и сел в углу на диване. Оттуда опять улыбнулся Максиму. Макушенка поднял голову.— Давно член партии? Год? Так, молодежь… Но хорошая молодежь, закаленная.Он нашел какую-то бумажку, внимательно прочитал и вдруг опять поднял на Максима глаза, полные живого интереса.— Значит, не думал ещё о работе? Так… А как считаешь, председателем колхоза справился бы?— Я? — удивленно спросил Максим.— Ты. Отец твой шесть лет был председателем. Вот и продолжил бы начатое им…— Не готовил себя для этой деятельности.— А ты на друга своего взгляни, вот он перед тобой. Тоже как будто не готовился…Максим усмехнулся.— Это он вам сказал, что не готовился? А я слышал от него другое.— Готовлюсь сейчас, Прокоп Прокопович, — весело отозвался Василь.— Правильно… На практической работе… Самая лучшая школа, — заметил секретарь.— Подготовленному легко готовиться, — не соглашался Максим.— Ты о техникуме? За войну, брат, все забыл. Но учусь, вспоминаю. Одним словом, давай, Максим… вместе будем работать, помогать друг другу.— Меня колхозники не выберут, хозяйничать не умею.— Ничего. Научишься.— Серьезно подумай, Антонович. Посмотри, взвесь, — дружески, просто посоветовал секретарь. — Конечно, работа не легкая, но почетная. Приобретешь опыт, потом на учебу пошлем. Подучишься.Выйдя от секретаря, они завернули в чайную.В большой передней комнате было тесно и накурено, все столики были заняты. Василь провел Максима в боковую комнатку. Там стояло только два стола, застланные чистыми салфетками, и не было ни души.— Это что? Зал для начальства? — спросил Максим насмешливо-угрюмо. Вообще он был молчалив, задумчив. Василь, напротив, был радостно возбужден и не переставал уговаривать друга:— Слушай, соглашайся. Только в свой колхоз, вместо Шаройки. Тебя там выберут под аплодисменты. И мы с тобой тогда могли бы развернуться… Знал бы ты, какие у нас планы! Мы с Прокопом Прокоповичем сегодня по телефону с Минском разговаривали… Насчет электростанции, чтоб кредит дали… Да и вообще, я тебе скажу, у нас есть где размахнуться по-настоящему… И огороды, и сады, и животноводство. Одних лугов сколько… Словом, я тебе советую…