Первой заговорила Маша. Спросила:— Ты-ы?.. — словно не поверила своим глазам. Максим быстро подошел, протянул руку.— Я. Не узнаешь?Она сначала растерянно посмотрела на свою ладонь, вытерла её о кожушок, потом счастливо засмеялась и крепко пожала его руку.— С приездом, Максим.— Спасибо. Но… давай же хоть поцелуемся..— Что ты! Смотрят!И в самом деле, оглянувшись, Максим увидел, что в окнах ближних хат к каждому стеклу прижались лица. Люди с любопытством наблюдали за их несколько необычной встречей. Это смутило их. Маша стыдливо опустила глаза. Да и Максим некоторое время не мог найти нужных слов, начать разговор.— Ты что?.. Работала?.. Ведь сегодня праздник.— А мы уже кончили. Мы тут одно небольшое дело сделали… Готовимся к весне.— Сейчас — к весне?— А как же… А ты куда? — Она светлым счастливым взглядом посмотрела ему в лицо.— В Добродеевку иду. Договориться насчет партийного учета.Маша опять опустила глаза, задержала вздох, вот-вот готовый вырваться из груди, с легким укором сказала:— А когда же мы встретимся? Приехал — и глаз не ка-жешь.Он крепко сжал её шершавую руку.— Приду, Машок, приду.— Когда?— Сегодня обязательно.В её глазах опять блеснула радость. — Значит, ждать?— Жди.— Ну хорошо. Иди. Не будем прощаться. — Она нежно, провела рукой по его груди, легонько оттолкнула. А отойдя несколько шагов, обернулась и ещё раз напомнила — Смотри же, Максим.Когда Маша вошла в дом, Алеся читала.Она стояла коленями на лавке, склонившись над столом, и уголком косынки вытирала слезы.— Опять? Алеся! Ну и глупо же! Разве так можно? Над каждой книжкой плакать — слез не хватит.Девушка закрылась ладонью и, не отвечая, продолжала читать. И только через несколько минут, должно быть, окончив она наконец оторвала от книги покрасневшие от слез глаза, посмотрела на сестру и засмеялась. Смех был беззвучный, но из глаз сверкнули сквозь слезы такие искристые лучи, что Маша тоже не выдержала. Она сбросила кожушок, развязала косынку и села рядом с Алесей, обняла за плечи, все ещё вздрагивавшие, неизвестно—то ли от плача, то ли уже от смеха.— Чудачка ты! Что это у тебя?— «Три сестры» Чехова. Читала?— Читала. Но, помнится, не плакала. Жалко их… Но у нас другая судьба.— Да, какая у них была жизнь, Машенька! Страшная, Ты смотри, какая тоска в словах Ирины, когда она повторяет: «В Москву! В Москву! В Москву!» А вот эти заключительные слова Ольги. Послушай, Машенька, — и Алеся начала читать. Прочитав, она закрыла глаза, шепотом повторила последние слова и вдруг порывисто обняла Машу. — Как мне хочется с такой же силой написать о нашей жизни.— А ты попробуй.Алеся отрицательно покачала головой. Они посмотрели друг другу в глаза и засмеялись.— Знаешь, кого я только что встретила? — спросила вдруг Маша.— Максима? — радостно воскликнула Алеся.— Максима.— И что же?— Сегодня к нам в гости придет.— Ой! А у нас… Все ли у нас в порядке? — и они обе долгим взглядом обвели комнату, придирчиво всматриваясь в каждую вещь.Хата была новая. Прошлым летом её построили на государственный счет. Тесаные желтые бревна ещё не успели потемнеть и пахли смолой. На улицу хата глядела тремя широкими окнами. Правда, внутри ещё бросались в глаза недоделки: в перегородке, отделявшей кухню, не было двери, вторую перегородку, в чистой половине, только начали—к балке на потолке и к полу были прибиты брусья. Но хату уже по-хозяйски обжили, выглядела она чисто и уютно. Во всем видны были заботливые девичьи руки. На окнах висели марлевые занавески. Стол был застлан чистенькой вышитой скатертью. Над окном — портрет Ленина в простой, но красивой рамке, искусно сделанной из молоденькой березки. Над столом в углу — полочка для книг; над ней — отрывной календарь.