Наконец Николай Васильевич Крыленко появился. Наверное, поднимался на третий этаж Смольного бегом — в комнате секретариата, где раздевался, никак не мог отдышаться. Вид у него был утомленный, лицо бледное. В таком состоянии ему не хотелось входить к Ленину: Владимир Ильич не любил «загнанных» работников. Есть люди, демонстрирующие свою усталость, считающие это доказательством их «горения» на работе. Крыленко был не из таких. Обязанности главнокомандующего он исполнял без спешки, зато основательно. Так, без спешки, спокойно он занял в Могилеве ставку Духонина. Но тогда революция наступала. А теперь? Вынуждена отступать? Мучительно было с этим согласиться. При нынешних событиях не диво и «запыхаться».Обычно внимательный к тому, как люди выглядят — бодро, утомленно, весело, — на этот раз Ленин не затратил и секунды на то, чтобы всмотреться в посетителя или спросить, как он чувствовал себя, хотя Крыленко, войдя в кабинет, еще больше побледнел от волнения.Ленин поднялся за рабочим столом и сразу спросил:— Последние оперативные данные?Крыленко оглянулся на карту, висевшую на стене, хотел было подойти к ней и доложить Председателю Совнаркома о положении на фронте. Но тут же передумал, вздохнул и совсем не по-военному сказал:— Плохо, Владимир Ильич. Немецкое наступление набирает темп. По существу, они идут маршем, по тридцать верст в сутки. Полки старой армии панически бегут, оставляя оружие, склады. Сопротивление оказывают только рабочие полки. Немцы это поняли и по нашим боеспособным частям наносят самые тяжелые удары. Шквальный огонь артиллерии. Применяют газы…— Применяют газы? — На лице у Ленина отразились боль и возмущение, он постучал пальцами по столу как бы выбил ноту тревоги. — Соберите факты применения газов и дайте в прессу. Так, чтобы о вандализме Людендорфа и Гофмана знали и в России, и в мире.Ленин вышел из-за стола, подошел к карте, Крыленко тоже ступил поближе к стене, достал из кармана карандаш с наконечником, готовый докладывать.Но Ленин спросил:— Где ваш штаб?— Оперативная группа переехала из Могилева в Смоленск. Службы тыла оттягиваем глубже — в Москву.— Ставка должна быть в Петрограде! Так понимайте ваш вызов сюда!— Слушаюсь, товарищ Ленин!Владимир Ильич прошел к окну, минуту постоял там, всматриваясь в серую мглу, висевшую над столицей; февральский день был с оттепелью, туманный, мрачный. Не отрываясь от окна, Ленин вдруг спросил;— Николай Васильевич… вы военный человек. Скажите: могут немцы взять Петроград?Крыленко не ожидал такого жесткого вопроса и на секунду растерялся.Ленин быстро повернулся, без привычного прищура всмотрелся в молодого главнокомандующего. Тот понял, что перед Лениным нельзя маневрировать, и ответил с той же жесткой откровенностью:— Могут. Но этого нельзя допустить.Ленин отозвался не сразу, немного подумал. Сказал ровным голосом, но с той силой уверенности, которая зажигала и вдохновляла людей:— Да, Петроград нельзя сдать! Падение Петрограда… нет, не поставит нас на колени… но поднимет русскую контрреволюцию. Теперь уже нет сомнения, что цель кайзеровского правительства — уничтожить Советскую власть в России, на Украине…Ленин быстро вернулся к карте и, стоя в двух шагах от Крыленко, сказал:— Однако одних наших с вами пожеланий мало. Нужно действовать не теряя ни минуты. Нельзя заниматься фразерством, как Бухарин. Три месяца кричит про революционную войну и не пошевелил пальцем для создания новой армии. Левые фразеры, если их не остановить, приведут нас к катастрофе. Что делается для обороны Петрограда?