Гестапо согласилось обменять парнишку на немцев, которых мы захватили. Даже сделали жест: отпустили из тюрьмы раненого партизана из отряда Каткова, он принес письмо — где встретятся парламентеры. Двоих, мол, на двоих. Нас такое великодушие насторожило. Начштаба Будыка отказался идти на переговоры. Сказал: «Не верю я фашистам. И сам в ловушку не полезу». Пошел комиссар Вася Шуганович. Ничего. Вернулся, договорившись о часе и месте обмена. Но Будыка был прав: фашисты есть фашисты. Ни чести, ни совести — ничего у них нет. Одна звериная хитрость. Обмен должен был произойти в открытом поле, между деревней Рудня и лесом. В деревне — немцы, в лесу — мы. Ровно в девять ноль-ноль из лесу под конвоем двух партизан выйдут пленные интендант и лесоторговец, из деревни — Петя под конвоем одного немца. Само собой разумелось, что с обеих сторон на место встречи будут наведены пулеметы и прочее оружие, у кого что есть… Конечно, у фашистов оружия больше. Мы это учитывали. Имели в виду и то, что гитлеровцы не удержатся от соблазна окружить нас. И не ошиблись. Разведчики накануне установили, что лес оцепляют: значительные силы карателей и полицаев тайно залегли в кустарнике, во рвах.Собрался военно-политический совет отряда: что делать? Никто не предлагал отказаться от операции: Петю надо вырвать из их лап. А на хитрость врага ответить хитростью! Отряд войдет в этот небольшой лес. Отряд даст себя окружить. Но тех, кто окружит нас, возьмут в клещи отряды Каткова и Косача. При нашем отряде тогда находился секретарь подпольного обкома Ружак, он координировал действия отрядов зоны. Он первый выдвинул такое предложение. Договориться с соседями было легко. Между прочим, как раз тогда велась подготовка к объединению отрядов в бригады. Случай давал возможность испытать в бою главные силы будущей бригады.Мы все предусмотрели и все спланировали. С военной точностью. По законам партизанской тактики. Все учли, кроме той подлости, на какую способны только фашисты. Никому из партизан и в голову не пришло, что они пойдут на это.Ровно в девять из-за колхозной конюшни вышли двое: немец и мальчик. Даже за полтора километра я разглядел, что у Пети забинтована голова. Он шел медленно, пошатываясь. Сжимались кулаки: пытали гады ребенка. Передают нам побитого, искалеченного. А мы их пленных пальцем не тронули, передаем накормленных, побритых, начищенных. Чесались руки, горело сердце… Но черт с ними! Только бы Петя остался жив! Интендант, сволочь, козырнул мне, штатский поклонился. Чуть не побежали, обрадовавшись. Конвойным пришлось придержать. Встретиться должны в определенном месте — посреди поля.Из-за конюшен, из садов перебегали зайчики от немецких биноклей. Но… что это?! Когда группы почти сошлись, один из наших конвойных, Сенька Гарун, отскочил, замахал руками, закричал. Явно давал сигнал: провокация! Провокацию мы предусматривали. Но какая тут провокация, в чем — не сразу сообразили. Увидел в бинокль, как немецкий конвойный выхватил пистолет и выстрелил в Гаруна. Тот упал. Другой наш конвойный, Ваня Ткачев, выстрелил в немца. Оба упали одновременно. Интендант и коммерсант, махая руками, бросились что есть силы бежать к своим… Это их погубило; не военные, не имели опыта. Пулеметчик наш не стал ждать команды. Дал сразу длинную очередь.Тот, кого мы считали Петей, кинулся в сторону и побежал по фронту, не приближаясь ни к нам, ни к немцам. И как бежал! Летел! Тогда только я понял, что вместо Пети нам хотели передать кого-то другого. Забинтовали, чтоб не догадались сразу. Я предупредил своих: