Сиволоб когда-то работал заместителем начальника областного управления. Правда, занимались они разными отраслями, и Антонюк непосредственно не руководил им, не сталкивался по работе. Но встречались часто — на коллегиях, совещаниях. При первом знакомстве Гордей Лукич производил солидное впечатление. Высокий, сутулый, с лысиной, но всегда чисто выбритый, в белоснежной сорочке и аккуратно повязанном галстуке, хотя и мятом костюме — верная примета, что человек много времени проводит в машине. По внешности скорей профессор, чем сельскохозяйственный руководитель. И держаться умел — солидный, спокойный, немногословный. Благодаря этим качествам до поры до времени поднимался по служебной лестнице. Пока не поняли, что для того, чтоб руководить такой сложной отраслью хозяйства в областном масштабе, надо иметь еще кое-что. Однако продолжали держать — по инерции. Куда денешь номенклатурного товарища? Года три назад вынуждены были все-таки спустить на районное управление. Не удержался, выходит, и в районе. Вот где вынырнул Гордей Лукич! Но теперь директор — фигура! Обрадовался, довольно засмеялся, широко раскинул длинные руки, словно собрался подлететь навстречу, как гусак. Забасил:— О-о, кого я вижу! Иван Васильевич! Каким ветром занесло вас в наши болота? В командировке? — долго тряс руку.— Нет… В гостях.— У кого? У него? — протянул руку Олегу Гавриловичу.— Нет. У нее, — кивнул Антонюк на Виталию, которая со стороны со скептической улыбкой наблюдала за их встречей, за притворной радостью хозяина.— У нее? — удивился, но тут же, спохватившись, повернулся, чтоб поздороваться, сказал галантно: — Имею честь, дорогая Виталия… Виталия…— Ивановна. — подсказал Антонюк.— Помню, помню… Как же! Но иногда такие простые имена боишься перепутать. Годы, знаете… Склероз. Родичи?— Родичи, — поспешно ответила Виталия, должно быть, не желая, чтоб Иван Васильевич стал объяснять, что они вместе с ее матерью партизанили.— Так прошу быть и моим гостем, Иван Васильевич! Дом вон рядом. Спасибо, построил предшественник. Ничего домишко.— Да нет, спасибо. Только из-за стола.— Да разве зайти — так уж сразу за стол? Чашечку кофе. Моя жена варит отменный кофе. И посмотреть у меня есть что.— Не будем обижать хозяина. — сказал Олег Гаврилович, ему хотелось зайти.Иван Васильевич подумал, что Сиволоб изрядно изменился: меньше стало важности, деланной независимости, больше — угодливой суеты. «Не знает, верно, что я на пенсии». Поглядеть в доме и в самом деле было на что. Музей. Стены завешаны картинами. Полотна художников неизвестных, вероятно не первостепенных, однако же — оригиналы. Больше — пейзажи. На двух-трех картинах Иван Васильевич узнал знакомые места, которыми не раз любовался сам. Особенно много было видов Немана и Гродно.Но еще до картин поразила хозяйка, встретившая их на просторной веранде. Маленькая, ладно скроенная женщина с хорошенькими ямочками на щеках, с малиновыми, как бы припухшими или капризно надутыми губками, что придавало ее лицу детски-милое выражение. Была она на добрых пятнадцать лет моложе своего лысого мужа. Просто, но со вкусом одетая — шерстяной серый костюм, зеленая нейлоновая куртка на молнии. Куртку эту она сразу же сняла, заведя гостей в теплый дом.И еще одно удивило Ивана Васильевича — обстановка. Здесь, в полесской глуши, — стильная мебель, не бобруйской, не мозырской фабрики, а импортная, чешская или немецкая. Откуда взялись деньги, чтоб купить все это? Три последних года Сиволоб на районных должностях. Да и раньше не такой уж у него был высокий оклад. Антонюк получал в два раза больше, но если б и захотел, вряд ли мог бы накопить на такую мебель, (как призывают рекламы сберегательных касс: «Деньги накопил — мебель купил»), а тем более — на картины. Черт его знает, а может быть, человек, который не умел руководить совхозами, — художник, художник в душе и призвание его — собирать картины, создавать красивые интерьеры, любоваться ими. Или это его хобби? Есть же у него, Антонюка, свое хобби — охота.