— Не жалей его, Оля. Это враг. Страшный. Опасный. Для всех нас.— Я не жалею. Я помогу тебе.— Нет! — решительно запротестовал Олесь. — Андрей против того, чтобы тебя втягивали в другие дела, кроме связи.

  XI

  У знакомого полицая Ольга спросила на рынке, где живет Друтька. Тот часа через два принес ей адрес домой, чтобы получить за это угощение. Чуть ли не силком выпихнув пьяноватого полицая, Ольга пошла к Друтьке.Он жил на Пролетарской в трехэтажном доме. Если полицая не будет дома, рассчитывала оставить ему письмо — пригласить к себе, не сомневалась, что придет. Но Друтька сам открыл ей, хотя Ольга не сразу узнала его, не сразу даже разобралась, кто перед ней, мужчина или женщина. В длинном цветастом халате, в черной шапочке, в полосатых пижамных штанах, человек этот будто сошел в темноватый коридор с экрана немецкой кинокартины, которую она недавно смотрела; так посоветовал Захар Петрович, чтобы она ходила в кино и рассказывала ему, что там видела.Узнала Друтьку — не удержалась, расхохоталась:— А-а, Федорка, чтоб ты так жил! На кого ты похож?Полицай немного сконфузился, застеснялся и минуту раздумывал, стоит ли такую гостью приглашать в комнату. Но тут же рожа его расплылась в искусительной улыбке, и он гостеприимно поклонился, как в кино, руками развел:— Прошу, прошу, дорогая гостья!..Из коридора вошли в светлую, с двумя окнами, комнату, и Ольга остановилась, пораженная.Комната была загромождена, забита вещами. За всю свою жизнь мать и сама Ольга, работая, как каторжные, на огороде, таская выращенный урожай на рынок и без конца покупая одежду, вещи, не накопили и половины того, что находилось в полицейской квартире. Два стола, два дивана, мягкие кресла, комод из красного дерева, шкаф зеркальный — куда до этого ее шкафу, которым так гордилась старая Леновичиха!Но больше всего бросались в глаза ковры на стенах, два огромных персидских, как их называли, с удивительными узорами ковра. Ольга на такие давно заглядывалась, мечтала купить, как только сама стала хозяйкой.Этим не позавидовала, тут лее подумала, что все это не нажито честно, а награблено, может, у убитых им людей — вспомнила слова Олеся про Друтьку, за что ему вынесли приговор. А еще подумала по-своему, по-комаровски: «Вот хапуга, все на дармовщинку старается выпить и закусить, а сам столько добра натаскал; таким уж теленком прикидывался».Ему сказала:— Ну, Федор, живешь ты как князь!Он довольно хихикнул.— А чем мы хуже князей? Буду и я князем. Хочешь, и тебя княгиней сделаю?— Куда мне, комаровской бабе! Мне только редиску продавать.— Да тебя если приодеть, красивее любой княгини будешь. Видел я княгинь!«Где ты их видел?» — хотела спросить, но подумала, что не стоит дразнить его: еще мать когда-то учила — дураку лучше поддакивать.Друтька, не особенно прячась за шкафом, переодевался.Чтобы не видеть, как он переодевается, Ольга отвернулась и сделала вид, что рассматривает ковер и замысловатое, с нарезным прикладом, охотничье ружье, повешенное на лосиные рога. Но в действительности ее заинтересовала картина над ковром: молодая, очень красивая женщина читала детям книгу, детей было человек семь, разного возраста, похожих друг на друга, празднично одетых: девочки в длинных платьях, с лентами в волосах, а мальчики в коротких штанишках, в белых рубашках, в разных по цвету курточках.