— Мужчины, у кого запалки есть? — Сернички? — засмеялся Колбенко. — На, поджигательница. Зажги сердце земляку.— Все вы шутите, Константин Афанасьевич, — Лида, принимая спички, покраснела, и ее румянец меня радостно взволновал.Я сшивал остатки протоколов.Колбенко копался в вещевом мешке, где у него не только нитки, иголки, ножницы, но и гвозди, небольшой молоток, пассатижи — хозяйственный человек!И тут раздался сильный взрыв. Что-то грохнуло на голову. Наверное, я потерял сознание, но быстро пришел в себя. Я лежал на полу у дверей. В доме было полно дыма и пыли. Правда, его быстро вытягивало в окно, из которого высадило раму, и я увидел на месте грубки с зеленым кафелем груду кирпича и черный проем.Сообразил, что случилось. Закричал:— Лида!Попытался встать. Но меня снова как взрывной волной отбросило к стене. Ударился затылком, осел на пол и застыл в углу, охваченный еще большим страхом, что не имею сил помочь Лиде. Где Колбенко? Где вы, Константин Афанасьевич? Куда вы девались? Помогите! Помогите!!! И тут я увидел его — в проеме между трубкой и дверью, перегородку разнесло, висели раструщеиные доски. Парторг, казалось мне, вышел словно из далекого тумана. Нет. Из черного дыма. Но что у него в руках? Колбенко приблизился, и я увидел: он несет Лиду. Он шепчет:— Дитятко ты мое, дитятко...Я собрал силы, чтобы подняться навстречу им.— Лида!— Павлик? Ты живой? Живой? А я ослепла. Я ослепла, Павлик!..В немом ужасе отступил я в угол: не глаза ее увидел — другое...Девушке разорвало живот, грудь...Президент «пошутил». Давая пробу перед выступлением по радио, сказал, что он только что подписал декрет, который ставит Россию вне закона. «Бомбардировка начнется через пять минут».услышал это по телевизору и... содрогнулся. Моя женская команда, сороки-стрекотухи, мешала мне слушать внимательно, и я не сразу сообразил, что к чему. О чем он, комментатор? Шутка? Какая шутка? Кто мог так пошутить? Президент такого государства?! Но и после того, как Сейфуль-Мулюков сообщил, что президент потом вынужден был оправдываться — «просто шутка», — я не сразу опомнился. Холодный страх леденил кровь. И первая мысль — о детях. Дети! Где мои внучки? Как спасти детей?Давно уразумел, что спасти детей будет невозможно, и потому мне так страшно.Цыкнул на дочек и невестку:- Вы слушаете? Слышали, о чем там? А вы — о своих тряпках.Невестка хитренькая, всегда играет в покорность и скромность.— Простите, папа.У Марины никогда не было такой покорности, тем более деланной. В детстве. В юности. А теперь ей слова не скажи — в ответ услышишь десять. Не удивительно. Образованная женщина. Художник-декоратор. Мать троих детей. Мать моих внучек, любимец, лопотушек Вики и Мики — Виктории и Михалины, двойняшек, им четвертый годик.— Не о тряпках, папа, а о модах. Что может больше волновать молодых женщин в наше время?— Мода, и никаких проблем? Никаких проблем для вас не существует? — Начинаю злиться, боюсь, что сорвусь и накричу. — Ты видишь, что в мире?— А что в мире? Что нового, чего бы мы не знали?— Ты слышала, как «пошутил» президент?— Услышишь еще и не такое.Пусть он только останется в своем Желтом доме.— В Белом, — поправила рациональная, точная Светлана.— И тебя это не волнует?— Волнует, но не так, как тебя. Я не читаю так внимательно четвертую и пятую страницы «Правды», как ты.Давняя ее ирония по поводу моего интереса к международным разделам газет, журналов. Но я привык не обращать внимания на это.