«В самом деле, куда она могла уехать в такую пору?» Галина Адамовна поглядела в окно—мороз заткал стекла причудливыми узорами. Ей стало холодно. За спиной ее Антон проговорил:— Стыд. Какой стыд!Он сидел за столом, тер ладонью широкий лоб.Теперь Галина Адамовна и мужа прекрасно понимала, и тоже пожалела. Подошла неслышно, мягко положила руки на сильные его плечи. Помолчала. Он тоже словно затаился, словно ожидал, что будет дальше.— Тебе тяжело?— Мне стыдно.— Ты любишь ее?Он передернул плечами, точно хотел сбросить ее руки.— Опять ты со своими глупостями. Да пойми ты наконец, что это нелепо… — Слова эти надо бы крикнуть, а он говорил тихо, усталым голосом. Он не в состоянии был даже возмутиться в полную силу. Да и к чему?Она прижалась щекой к его голове, вдохнула знакомый, родной запах волос, и лицо ее засияло от счастья.— Если бы ты знал, как я люблю тебя, ты не называл бы это глупостью, ты понял бы…— Я знаю, как ты любишь меня. Но пора бы уже твоей любви стать умнее.— Любовь никогда, не бывает умной, — ответила она старой книжной истиной. А ему, умудренному жизнью, эти слова показались почти откровением. Он подумал; «А правда, существует ли она, умная любовь?»Она боялась шевельнуться, словно счастье могло упорхнуть или выплеснуться через край. А она дорожила каждой его каплей.Они долго молчали. Говорят, мозг излучает электрические импульсы. Если б Галина Адамовна обладала способностью улавливать их, то обнаружила бы, что мозг его в эту минуту стал радиотелескопом, разыскивающим, в бескрайности вселенной потерянную звездочку. Где она? Куда скрылась?Наконец Галина Адамовна спросила:— Будем обедать?— Будем обедать.Она оторвалась от него, выдвинула ящик серванта, вынула белоснежную скатерть, одним взмахом покрыла стол. Антон Кузьмич встал, чтоб не мешать, отошел к окну. Жена выбежала на кухню, мигом вернулась с тарелками, с приборами.— Мы не встречали Новый год.— Не встречали.Он не видел, как она исчезала и появлялась вновь. Когда-то он любовался ловкостью жены в работе: все горело у нее в руках. Теперь он думал о другом.— У нас не тронут весь новогодний запас вина. Что ты будешь пить?— Все равно.— Шампанское?— Лучше коньяк.— Может быть, позвать Кирилла?— Как хочешь.— Нет. Я хочу быть с тобой. Чтоб никто не мешал. Дети ушли на каток. Им хотелось за город, но они не рассчитывали, что ты так рано придешь.— К ночи подморозило.— Да… Пятнадцать уже.— В поле, наверно, больше.— Натка, коза упрямая, легко одета. Боюсь, не простудилась бы.— Наташа не простудится.— Прошу вас, доктор, к столу.За несколько минут она хорошо и красиво сервировала стол. У этой женщины свой талант: она хорошая мать и хозяйка. Каждому свое.Они сели за стол друг против друга. Галина неотрывно, с нежностью и умилением глядела на мужа. Это умиление смутило Яроша. Он отвел глаза и занялся бутылками. Долго откупоривал бутылку с коньяком. Еще дольше, с особой осторожностью — не залить бы скатерть! — шампанское.Галина любовалась его большими красивыми руками, точными движениями.Он налил шампанское в высокие бокалы. Зашипела пена. Лопаясь, стреляли пахучими брызгами пузырьки.— За наших детей! — первая предложила тост Галина Адамовна от всего материнского сердца, но и не без женской хитрости.— За наших детей.…Наташа тихо открыла дверь (у каждого из них свой ключ, потому что уходят и приходят они в разное время), тихо положила коньки, зная, что мать не любит, когда стучат, а она в последнее время очень нервна. И вдруг поверх занавесок на стеклянной двери девочка увидела, что мать и отец сидят за столом и… чокаются. Помирились!