Они рассказывали долго — до поздней ночи, рассказывали, перебивая и дополняя друг друга.Казалось, наступило примирение.Председателем сессии выбрали Гаецкую. Появление ее за столом президиума депутаты встретили веселыми аплодисментами. Раньше председателем всегда выбирали мужчину, секретарем — женщину. На прошлой сессии кто-то из депутатов заметил, что это ущемление прав женщины. И вот впервые сделали наоборот.Тамара Александровна со скромной улыбкой кивала знакомым в зале. Она умела держаться на людях! Деловито огласила повестку и регламент. Все было расписано, привычно, и никто не ожидал предложений к порядку дня. Но вдруг Ярош заявил, что ему для содоклада нужно не двадцать минут, как предложено, а минимум час, есть что сказать о медицинском обслуживании города.Зал загудел, оживился. Такие вещи случаются редко.Кто-то громко спросил:— Почему раньше не договорились? Гукан встал, чтоб отклонить просьбу Яроша: предстоит обстоятельный доклад заведующего отделом, и нет нужды давать столько же времени и содокладчику. Но его опередила Гаецкая.— Я думаю, дадим доктору Ярошу час. Вопрос важный, а он наш лучший специалист. Кто за — прошу поднять руки.Работники горсовета и врачи проголосовали, движимые любопытством, остальные из уважения к известному хирургу.А сам Ярош вдруг подумал, что не нужен ему Час. В его содокладе, написанном уже давно, добрый десяток страниц уделялся третьему клиническому объединению, которым руководила Гаецкая. Как будет истолкована сейчас такая жесткая критика ее работы? Еще до начала сессии по тому, как здоровались с ним знакомые, он понял, что круги от ее сплетни разошлись широко. Как ему лучше поступить?Ярош был не слишком опытен в публичных выступлениях. Жаль, что нет рядом Кирилла, тот дока в том, что касается «психологии собраний». Но хитрец появился, позубоскалил с девушками, регистрировавшими депутатов, получил блокнот и карандаш и — исчез. У него принцип: «На всех собраниях не пересидишь, всех докладов не переслушаешь». Правда, на его, Яроша, выступление обещал прийти.Пока заведующий отделом охраны здоровья до тошноты монотонно читал свой доклад, Ярош безжалостно чиркал, выправлял свой.После доклада, который сильно затянулся, потребовали перерыва.Гукан и Тарасов сели в буфете за один столик.— Что, Семен Парфенович, рубанем по поросенку? Тебе как, заливного? — весело предложил Тарасов.— Нет, я — кефирчик.— Боишься холестерина? Моя дочка говорит: холерастерин. А меня никакая холера не берет.— В твои годы и я ничего не боялся.— Да ну? Так-таки ничего? — как будто удивился Сергей Сергеевич, отправляя в рот солидный кусок поросятины. — А я так всю жизнь кого-нибудь или чего-нибудь боялся. Маленьким — отца, у меня строгий отец, в армии — командира. Когда ранили, знаешь, как боялся, чтоб эти эскулапы не отчекрыжили ногу…Гукан, слушая, постукивал кулаком по дну бутылки, чтоб вылить застывший кефир.— Заметил, какие анархические замашки у Яроша? — вдруг перебил он секретаря и так тряхнул бутылку, что кефир выплеснулся через край стакана на стол.— Почему анархические? А если ему и в самом деле есть что сказать?— Ох, эти мне светила! — Семен Парфено-вич разрезал лимон, выжал половину в стакан с кефиром.— Крепко ты витаминизируешься, — улыбнулся Тарасов.Гукан наклонился над столом, спросил шепотом: