— Я набил ему морду. Не умеет обращаться с ружьем.— Что у вас случилось, Тарас?— Ничего. Он расскажет, — уклонился от ответа Тарас, передавая Валентине Андреевне ружье.Но разговор услышала Наташа. Вскочила в комнату, сообщила родителям с восторгом:— Тарас набил Славику морду.— Что ты плетешь?! — возмутилась Галина Адамовна.Девочка встретила брата на пороге, повисла на шее.— Тарасок-голубок, расскажи, как ты учил его стрелять?— Кого?— Кого? Славика!— Боже мой! — всплеснула руками Галина Адамовна. — Да у тебя распухла щека. Что случилось?Встал с качалки Антон Кузьмич, подошел, повернул сына к окну, тихо свистнул — удивился.— Ничего, силенка есть. Больно? В понедельник сделаем снимок, как бы трещины не было.Отец ни о чем не расспрашивал, как всегда. Он ждал, надеялся, что сын расскажет сам., И Тарас действительно предложил:— Пойдем, папа, пройдемся.— А, секретики! — закричала возмущенная Наташка. — Ну и уходите! Ну и гуляйте! За-знаваки вы. У меня тоже есть секрет, в сто раз интереснее, чем ваш, и никогда вам не расскажу. — Она чуть не плакала от досады..…Ярош несколько раз присвистнул, один раз засмеялся. Больше всего его удивила Маша, Вот так тихоня!Потом они, помолчали. Зашло солнце. По-осеннему быстро сгустился мрак. Под соснами стало почти темно.Антона Кузьмича тронуло доверие сына,— Ты любишь ее?— Она мне нравится…— Она долго с ним встречалась?— Не знаю. Она сказала, что встречалась, а много ли раз, я не спрашивал.— Ему она тоже рассказала? — Вряд ли.— Ты сильно побил его?— Нет. Нормально.— Знаю я твое «нормально»! Нельзя было без мордобоя?— Я не толстовец. Он ударил первый.— Надо рассказать Валентине Андреевне.— Зачем?— Мне же ты рассказал.Валентина Андреевна данно уже волновалась, что Славик не идет. Мать есть мать. Она вдруг представила сына: маленький, беспомощный, избитый до полусмерти взрослым и сильным парнем. В ней зашевелилось недоброе чувство к Тарасу, хотя ее трезвый ум говорил, что разумнее, чем поступил Тарас, сделать было нельзя.Они втроем искали Славика. Мать звала его. Откликалось эхо.Низины затягивал туман. Холодело, Тревога матери росла. Ярош успокаивал ее:— Уверен, Валя, что он драпанул в город. Ему стыдно показаться на глаза. Давайте поедем, и он окажется дома.Она попросила:— Антон, не рассказывай Кириллу. Боюсь, он не поймет.Нелепо, что писатель, которому положено понимать все движения человеческой души, вдруг не поймет собственного сына.Шикович сидел у себя, читал новый роман своего столичного друга.Ярош сказал, что забыл сделать важное назначение тяжелому послеоперационному больному,— Что ты забыл — это, верно, врешь, ты никогда ничего не забываешь. Вот здесь, — Кирилл хлопнул рукой по журналу, — один умный герой говорит: лучшему другу не доверяй двух вещей — машины и жены.— Не слишком умен твой герой.— А я тебе очень часто доверяю и машину и жену.— Валя поедет со мной, между прочим.— А она что забыла?— Не бойся, едет и Галина. Пускай прокатятся.— Жмите на все педали. Хоть мешать не будете.Валентина Андреевна успокоилась только возле дома, когда увидела, что окна квартиры освещены.У нее был свой ключ. Она неслышно вошла. Заглянула сквозь застекленную дверь в комнату, Славик лежал на диване без рубашки, мокрое полотенце прикрывало левый глаз и щеку. На полу стояла раскупоренная бутылка дорогого коньяка. Выл включен приемник. Далекая певица приятным меццо-сопрано на чужом языке пела грустную песню.