И вот на тебе!Разговор дали мгновенно. Трубку там, в их городе, взяла Галина Владимировна. Узнал ее и, странно, почувствовал, как зачастило сердце. Давно уже ничей голос так не волновал — возраст не тот.— Галина Владимировна? Рад вас слышать.— Максим Евтихиевич! Добрый день. — Она тоже сразу узнала, и голос ее, так ему показалось, зазвучал особенно мягко.— Есть шеф?— Зачем вы так? — словно обиделась она за Игнатовича. — У нас это не принято. Герасим Петрович проводит совещание.Он ревниво подумал: «Скажи, пожалуйста, какая преданность! И почтительность!»— Где проводит?— У себя.— Я звоню из Минска.— А-а, минуточку.Некоторое время в трубке слышны были далекие чужие голоса и как бы шум ветра, словно он врывался где-то на линии.Ветер стих, когда раздался голос Игнатовича, простой, свойский:— Максим? Я слушаю. Что там у тебя?— «Химик» садится в Береге. Ты об этом знаешь?Пауза. Показалось, что прервалась связь.— Алло, Герасим Петрович! Слышишь?Тихий близкий голос:— Нет, не знаю.— Это решено или почти решено. Бей тревогу! Может, еще не поздно.— Кто тебе сказал?Максим назвал фамилию человека, от которого только что услышал эту новость.— Очередная легенда. Сколько их уже было!— Нет, это не легенда.— Хорошо, я проверю. Без нас никто никуда не сядет.— Слушай, Герасим Петрович. Я тут стучу во все двери насчет нашего района. Очень важно, чтоб где-нибудь отозвался голос того человека, с которым ты говорил в ЦК. Кто это? Могу я сослаться?Опять пауза.— Алло!— Ладно. Я позвоню ему. Прости. У меня совещание.Из одного крыла Дома правительства Максим перешел в другое по длинному коридору. Ему нравилось это величественное здание, построенное еще в тридцатые годы. Дом правительства и до сих пор украшает город. После войны он определил принцип застройки центральной магистрали — Ленинского проспекта. Главная ценность дома — удачное сочетание функционального назначения и архитектурной эстетики. Некоторые элементы конструктивизма, модного в то время, портят отдельные детали фасада, но заметить это может только глаз специалиста. Обыкновенный человек, турист, приехавший в Минск впервые, — Карнач много раз проверял — принимает здание прежде всего как монументальный памятник архитектуры, не зная о его назначении, не задумываясь о его функциях. А это мечта каждого серьезного архитектора — создать нечто такое, на что люди смотрели бы как на памятник эпохи.Финский градостроитель Сааринен сказал, что любая постройка, даже самая маленькая, должна выражать человеческую надежду, дух времени, эпоху. Дом строится не только для тех, кто в нем живет или работает, но и для тех, кто на него смотрит. Не очень давно Карнач боролся за сквозные параллели, простые линии, стекло и сталь — за универсальность и стандарт. Этого требовала строительная индустрия. Но еще года четыре назад лучший друг, Витя Шугачев, сказал ему за чаркой — трудно было понять, с одобрением или упреком, — что сам он почему-то выбирает объекты, которые по своей функции требуют иного решения. Выходит, принимая новые формы и новый стиль умом, он сердцем, чутьем художника тянулся к другому. Превратить инертный камень, а тем более сталь и стекло в создание искусства — для этого нужно нечто большее, чем инженерные расчеты и самые совершенные стандарты.Идя по коридору Дома правительства с его неожиданными поворотами и изломами, Максим думал: как форма фасада, которая придала зданию монументальный вид, подсказала удачное размещение кабинетов и залов — разнообразное, без надоедливых повторов.