— Я? Очень. Но если мне захочется спустить будущего зятя с лестницы, не зовите милицию, Пожалейте. Я служу в высоком учреждении.Официантка не рассмеялась, не поняла шутки, посмотрела на него с опаской.И тут он увидел Вету.Она шла от лестницы через зал в длинном, не то эстрадном, не то свадебном платье из материи «снежинка» — на белом фоне звездочки, которые при движении, когда менялся свет, причудливо играли, казалось, срывались и летели во все стороны, как искры. Эта снежная искристость ткани хорошо контрастировала с черными, как уголь, волосами, как бы небрежно разбросанными по плечам.На Вету смотрели все, мимо кого она проходила.Максим на миг тоже залюбовался дочерью, подумал, что у девушки недурной вкус. Но тут же вспомнил, что такой же вкус у ее матери. И сразу перевел взгляд на н е г о.Он тоже одет по-свадебному: черный костюм, галстук-бабочка в синий горошек, из кармашка торчит уголок такого же платочка.Но прежде всего поразило сходство этого парня с Вадимом Кулагиным — такой же высокий, хотя ненамного выше Веты, с длинными, по современной моде, каштановыми волосами.Максим сперва почти испугался: неужели брат? Не любил таких, как в романах, неожиданностей в жизни.Сходство Ветиного жениха с Кулагиным почему-то сразу вызвало на поверхность ту неприязнь, почти враждебность к нему, которая появилась в глубине души, как только мелькнула мысль, что дочка придет не с подругами — с н и м.Неприязни в себе к людям он боялся, потому что никогда не умел скрыть своих чувств, они сразу становились видны. Сперва возникло инстинктивное желание воспитанного человека подняться им навстречу. Но неприязнь заглушила это желание, и он не тронулся с места.Они остановились возле стола, и Вета, не смущаясь, весело, очевидно, чтоб скрыть волнение, представила:— Папа, это мой жених. Полюби его так, как любишь меня.Максим молча, проницательно смотрел на юношу. А за ним следили официантки.Жених как будто наконец догадался, чего от него ждут. Склонил голову в поклоне, глухо, но четко назвал свое имя:— Корней.Максим громко и почти грубо, как на допросе, спросил:— Фамилия?— Прабабкин.Неприязнь сразу начала оседать, как песок во взбаламученной воде.Максим встал и протянул руку.— Вот теперь будем считать, что познакомились. Садитесь, Корней Прабабкин.Вета радостно засмеялась.Надя подлетела к их столу.— Может, еще что-нибудь надо?У Максима явилась было мысль — заменить токай шампанским. Но он тут же передумал.— Спасибо, Надя. Ничего не надо.Вета, накладывая закуску, спросила с искоркой в глазах:— Папа, тебя не смешит Карикина фамилия?— Фамилия как фамилия.— А мне смешно. Я останусь Карнач. Я и Карика агитирую — записывайся на мою. Корней Карнач. Здорово звучит, правда?— Я не писатель и не актер, — сдержанно заметил Прабабкин. — Мне псевдоним не нужен.«А кто ты?» — возникал вопрос, но Максим отложил его на потом, сейчас спросил о главном:— Вы что... расписались уже? — И почему-то посмотрел на «бабочку» жениха, которая делала юношу торжественным и немножко старомодным.— Что ты, папа! Думаешь, в наше время это просто? Везде бюрократы. Три месяца надо ждать. Нам, правда, через месяц назначили.— Почему такая привилегия?Вета засмеялась.— У Карика блат.Жених возразил против слова «блат»:— Никакой не блат. Я работаю вместе с сыном сотрудницы загса.— Это последний крик последней моды — выходить замуж без родительского благословения? — Голос Карнача прозвучал несколько раздраженно.