— На черта мне этот комбинат! Со своими курсантами не знаешь, что делать!— А это — чужие? Завтра будут наши работники!— Как же, дожидайся! Заманишь их! Я знаю! Окончат десять классов — и поминай как звали!— Сами придут, если сумеем заинтересовать.— Нам эта заинтересованность боком выходит! Довольно! Поглядели для этой самой — как её? — политехнизации своей, и хватит. Пускай лучше уроки учат. А то некоторые ловчилы тут от уроков прячутся… А спросят с нас не за кружки, а за ремонт… Вон опять график срывается.Директор и главный инженер работали в согласии, уважали друг друга и мирно разрешали все спорные вопросы. Но о ликвидации кружка Сергей и слышать не хотел и заявил весьма решительно;— Вы простите, Тимох Панасович, но кружок будет продолжать работать. Это для меня — дело чести.Ращеня старался быть твердым, настойчивым, не отступать от своих решений, но ссориться с Костянком не входило в его планы. Настойчивость настойчивостью, а главный инженер тащит на себе весь ремонт и выводит станцию в передовые. Директор поворчал для виду и сдался.— Если для тебя это дело чести, ты и отвечай.А вскоре он и сам убедился, что школьники, кроме того, что учатся, могут оказать и существенную помощь, что тот же Алёша Костянок, который и без кружка наведывался в мастерскую чуть не каждый день, выполняет ответственные операции на ремонте самых сложных узлов. В МТС по-прежнему не хватало рабочих, не хватало мест в общежитии; по обычаю, сложившемуся годами, трактористы из дальних колхозов уходили на выходной домой и возвращались в лучшем случае в понедельник к вечеру. Поэтому даже двухчасовая работа тридцати старательных ребят имела значение в такое горячее время и давала заметный результат. Бригадиры и трактористы, многие из которых раньше скептически смотрели на всю эту затею, начали относиться к школьникам серьёзно. И когда однажды в субботу из-за «контрольной» в школе занятия кружка не состоялись, все пожалели: на учеников рассчитывали, а теперь пришлось поработать сверхурочно, так как шёл последний день декады и надо было выполнить график. Убедившись в пользе этого дела, Ращеня как-то позвал к себе Костянка и Лемяшевича и предложил учитывать работу учеников так же, как остальных рабочих, и оплачивать её.— Для школьника и двадцать рублей деньги, на тетрадки да книги. А такие, как ваш Алексей, за доброго тракториста работают.

  За три года почти не было дня, чтоб кто-нибудь из женщин попросту не сказал Наталье Петровне:— Наташа, что ты сушишь хлопца и себя? Не монащка же ты! А Сергей — дай бог каждой бабе такого мужа. Выходи, а то жалеть будешь, если проморгаешь.От одних она отшучивалась, с другими, более близкими, говорила серьёзно и искренне, вздыхала, а заключала всегда одним:— Нет, не могу. У меня дочка большая. Как я ей в глаза посмотрю?Но голос народа что вода — камень точит… Шли годы, не остывало, крепло чувство Сергея, и всё настойчивее делалась агитация женщин, все сильнее влияние её. Она пошатнула твердое решение Натальи Петровны никогда не выходить замуж. «А почему бы не выйти?» — однажды подумала она и уже не могла избавиться от этой мысли. «Тысяча вдов, и не с одним ребенком, выходят замуж и живут счастливо. Почему же я не имею права на это простое женское счастье?»Возможно, еше одно обстоятельство странным образом ускорило это решение — приезд Лемяшевича. Директор школы сразу вызвал какой-то страх в душе Натальи. Петровны, с его приездом ею овладело ощущение неведомой опасности, и ей захотелось как можно скорее почувствовать себя под защитой. А кто может ее лучше защитить, чем Сергей? Она знает его девять лет, с тех пор как он вернулся из армии и стал работать трактористом… Знает всю его семью. Такое замужество не вносило ломки в ее жизнь. Но любит ли она его?