«Вот это человек культурный, не то что наши голодранцы… Хуже меня, колхозницы, живут».Она не могла нахвалиться своим квартирантом: аккуратный, вежливый, из комнатки своей выходит — и то постучит: можно ли? Рая знала, что в школе завуч не такой обходительный, как дома, но считала, что иначе и нельзя с такими учениками, как у них. С ними поделикатничай — на голову сядут. Вот Бушила — тот совсем грубый, может разораться на всю школу, выгнать из класса, разорвать плохую работу. Однако… Бушилу, несмотря ни на что, все-таки любят, а Виктора Павловича — нет. Почему? Рая не раз думала об этом с горечью и обидой и каждый раз приходила к наивному выводу: от некультурности все это и зависит — не любят за то, что он лучше живет. Вот и мать ее тоже некоторые не любят — и тоже потому, что завидуют.Виктор Павлович кашлянул у себя в комнате, осторожно приоткрыл дверь.— Я не помешаю тебе, Рая?Она вскочила, зажав в руке клочки письма.— Нет, что вы!Виктор Павлович, в пижаме, с красивым мохнатым полотенцем и голубой мыльницей, прошел на кухню.Рая быстренько бросила письмо в печку и взялась за историю, прислушиваясь, как завуч фыркает, плещется. Потом он тихонько, на цыпочках прошел обратно, и стало слышно, как за дверью зашипел пульверизатор.Вскоре Виктор Павлович вышел из своей комнаты в полном параде. Посмотрел на часы.— Займемся, Рая, а?Рая обрадовалась предложению заняться музыкой, она не так любила играть сама, как слушать игру своего учителя. Помимо всего прочего, ей очень нравились мягкость и терпение Виктора Павловича и в особенности его похвалы.Правда, начал он с того, что сам сыграл что-то незнакомое в бешеном темпе, даже подскакивая на табурете. Он это делал перед каждым уроком, как бы демонстрируя свое музыкальное мастерство.— А теперь послушаем тебя. — Он уступил место девушке, а сам сел рядом.Рая играла полонез Огинского, довольно посредственно по-ученически. Музыка никогда особенно её не захватывала, но, зная, что это нравится Виктору Павловичу, она делала вид, что во время игры ничто для неё не существует, что она вся в плену у музыки. Она тайком взглянула на учителя — как он реагирует? — и… увидела на глазах его слезы. Потрясенная, она бросила играть, повернулась. А он вдруг накло-нился и поцеловал ее руку, лежавшую на клавишах. Рая вскочила и шарахнулась от него, как от огня, испуганная, смущенная. Виктор Павлович, будто не замечая, как ошеломлена девушка этим поцелуем, рассеянно пробегал пальцами по клавишам и задумчиво говорил:— У тебя золотые руки, Рая. Нельзя не позавидовать тебе. Ты понимаешь, какая тебя ждет будущность? А? Я всегда склоняю голову перед талантом. Нет ничего более святого… Талант — это…Но Раю не порадовала на этот раз похвала, хотя и была она весьма щедрой, — впервые слова учителя показались ей неестественными и неумными. Поцелуй взбудоражил все ее существо. Она не понимала, как он может теперь с таким спокойствием говорить все эти ненужные слова. Она не стала выслушивать его рассуждений о таланте, так как ни минуты не в состоянии была оставаться с ним наедине — ей было стыдно и страшно. Под предлогом, что забыла напоить корову, она выбежала из дому.Аксинья Федосовна пришла с работы поздно, поужинала, поругала Волотовича: «Широко размахнулся, как бы мимо не ударил. В районе на поводу у Бородки ходил, а здесь — новатор. Звено ему мое не нравится, весь колхоз, мол, на одно звено работает. А раньше сам поздравлял с рекордами… Костянки его в свои руки взяли, вот Снегириха и негожа стала. Я им сегодня на правлении все выскажу, будут знать!» И она отправилась высказывать свои обиды.