Я стоял у накрытого палаткой планшетного стола в полном отчаянье, растерянный до помутнения памяти. С чего начать? Куда кинуться?Глаша, будто в почетном карауле, неподвижно стояла у входа в командирскую землянку. Точно привидение в белом кожухе. Стоило бы напомнить ей, что дневальный должен ходить по всей позиции. Но было не до этого. А она вдруг подошла, взяла меня за рукав кожуха, отвела от командирского пункта.«Хотите, командир, я скажу, где она?»«Кто?»«Жмур».«Ты знаешь, где она?!»«А Ванда не скрывала. Она рассказала нам, что познакомилась с английским офицером, она же немного знает английский. Офицер пригласил ее на танцы в гостиницу... Есть такая специальная гостиница для английских и американских моряков...»Знаю я эту гостиницу.«Ну-ну...»«Еще говорила, что выйдет замуж за английского адмирала, и приглашала нас в гости в Лондон. Называла дворцы, которые нам покажет. Вот выдумщица! Некоторые девчата даже испугались, говорят, с «подушечкой» эта Ванда».«С чем?»«Ну, с «винтиком». — Глаша покрутила рукавицей около шапки.С чем она — с «подушечкой» или с «винтиком», — меня не интересовало. Важна первая часть Глашиного сообщения, без сомнения правдивая. И такая простая! Я обрадовался, что Ванда жива. Не съедят же ее англичане!Я вернулся в землянку и почти весело, чуть ли не как анекдот, доложил Водневу все слышанное от Глаши. Смолчал только про фантазию Ванды с адмиралом. Хватило ума. Или, может, не успел? Не помню. В следующее мгновение уже было не до того.У Воднева был бронхит, астматический. Он закашлялся, прервав меня на слове. Закашлялся страшно, даже посинел. Но тяжело поднялся с лавки, оперся одной рукой о шаткий столик, а другой тыкал в меня. Не сразу я сообразил, что говорил командир. Да и говорил ли он? Наконец я разобрал слова. Воднев не кричал — шептал: «...С пакетом... почтой, с пистолетом».Об этом я не подумал и согласился, что Ванда поступила неосмотрительно: а что, если пакет секретный?!Воднев сорвался на крик и выругал ее площадными словами.«Зачем же так, товарищ старший лейтенант?» — имел я неосторожность возразить.Воднев посинел еще больше, глаза его налились кровью, он снова перешел на шепот:«Ты слышал, Соловьев? Слышал? Теперь я понимаю. Теперь до меня дошло. Они сговорились подвести меня под трибунал. Он и она, его б... Ну, ты не меня подвел под трибунал, Шиянок. Не меня. Ты себя подвел! Себя! Вот комвзвода свидетель. — И вдруг снова неожиданный приказ: — Вытащить ее оттуда, как сучку. Связать! Доставить на батарею. Я ей требуху выпущу. Ясно тебе, комсорг?»«Так точно».«Что тебе ясно?»Выманить Жмур из гостиницы и доставить на батарею».«Выманить»! — С оскорбительной насмешкой: — Бабский заступничек! А я их...» — не сказал, что бы он им сделал, но мне стало страшновато за девчат: служить под таким командованием.«Позвольте действовать!»«Стой! — И вдруг совершенно другим голосом, спокойно, с командирской рассудительностью: — Ты же не вздумай врываться туда. Сечешь? Союзники! Тогда действительно не миновать нам трибунала. И тебе, и мне. Дипломатично...»Тяжело было понять этого человека!«Позвольте взять двух бойцов?»«Не мало?»«Не бой же нам вести с англичанами».«Ну, смотри мне». — И погрозил кулаком.Я вышел из землянки и остановился, ослепленный темнотой и снегом, больно секшим по щекам, по глазам. Начиналась метель. Полярная. Неожиданная, как часто бывает на Кольском полуострове. Хотя эту ждали: целый день пасмурно, несколько раз начинал идти снег. Можно было бы отдохнуть, поспать. Поспал!