Командир, как я, расслаблялся.Внешней охраны, к счастью, не было. Пустота. Свист ветра. И музыка.Практичная Катя — я, наверное, не сообразил бы — нащупала кнопку звонка. Двери открылись. Катя мышкой проскользнула в них. Но в полосе света я заметил милиционера. Мой оптимистический настрой упал: выставит он Катю. Нет. Побубнили за дверью голоса. Затихли. Ура! Молодец, Катя! Добралась до англичан. Или до американцев. Все равно.Мы с Василем притаились за углом дома. Но так, чтобы быть ближе к двери, поэтому не спрятались от ветра. Пока шли, взмокли даже, и нас, потных, ледяной, рожденный, может, на самом полюсе, ветер за пять минут пронизал до костей.Странно, но продрогшему человеку хочется спать, потому часто и замерзают насмерть. Я последнюю неделю почти не спал — бесконечные налеты, а потом еще эта напасть — девушки. Учи их! А тут ветер, да еще и музыка — вальс! И я засыпал. Василь тряс меня за плечи: «Командир, не спи, окоченеешь».После очередного провала в сон и толчка Василя я осветил фонариком наручные часы. Полчаса, как ушла Катя. Сон исчез. Ударило в голову: а вдруг Катя не выйдет? Не знал я женщин, но разве мало слышал рассказов, да и читал, какие они коварные, хитрые, притворщицы? Что делать тогда? Под расстрел за невыполнение приказа Воднев меня не подведет — не дадут ему, комиссар дивизиона капитан Мирский у нас умный, но, если доведет до трибунала, как Наливайко, в штрафной батальон может загнать. На кой черт я взял эту Катю без его разрешения?! Не из моего же расчета — из отделения связи. А вместе с тем — что бы мы делали без нее? Высказал свои опасения Василю. Возмущенный, он загремел на весь Мурманск: «Ты что, командир! Да я всю гостиницу разнесу, а вытащу их, паразиток. Я им покажу танцульки!»Прошло еще десять минут... Двадцать... Полчаса.Я умел оставаться завидно спокойным перед атакой на батарею армады «юнкерсов». А тут поддался такой панике, что впору натворить глупостей, кабы не мой земляк. Василь крыл матом Гитлера, войну, Воднева, баб, Заполярье, метель, но все это в таких неожиданных словосочетаниях, что хотелось смеяться, во всяком случае, брань его — вот удивительно! — не давала угаснуть надежде, что все кончится хорошо, возвращала веру в Катю.«Нельзя ей не верить! Нельзя! Дочь партийного работника! Комсомолка. Умная девушка, — убеждал сам себя, но тут же и сомневался. — Умная... Какой умницей казалась Ванда. Очаровала всех. И на тебе!»Наконец из двери упал в метель, в снег сноп света. И они выскочили обе — Ванда, за ней Катя. Кому-то бросили слова прощания, засмеялись. Ванда не успела и одеться как следует: кожушок не запахнут, ремень и почтовая сумка в руках. Ее внешний вид почему-то особенно возмутил меня.Я подскочил, выбил сумку, выхватил ремень, толкнув в плечо, развернул девушку, заломил ей руки назад и скрутил их. Ванда не сопротивлялась.Василь дал ей в плечи тумака ее же сумкой, набитой письмами и газетами, зло выругался.Катя ойкнула и испуганно попросила:«Мальчики, мальчики, не нужно так!»«Мы вам не мальчики! Мы — командиры! А ну, вперед! Бе-гом!»Но пробежали мы всего несколько шагов, даже Василю было не под силу: метель забила дорогу на улице, где от летнего пожара остались одни фундаменты, — свернув, легко шугануть в погреб под бывшим сарайчиком для дров. Об этом предупреждал комендант города, на проезжей части втыкались колышки.