Наконец однажды, когда было уже тепло, Лемяшевич вышел вместе с ней из института и шутливо попросил разрешения проводить её.— Пожалуйста, Михаил… — она забыла его отчество и смутилась. — Простите…В первые минуты она была серьёзна и официальна, как и надлежит студентке в разговоре с преподавателем при случайной встрече. И этот её официальный тон сковывал Михаила Кирилловича. Он никогда не отличался красноречием в присутствии незнакомых или малознакомых людей, тем более женщин, и сейчас говорил пустые и шаблонные слова, понимая, что выглядит нелепо, и ещё более теряясь. Дарья Степановна, видно, почувствовала это и умело и ловко перевела разговор на обыденные шутливые темы.— Не вздумайте только влюбиться в меня, — сказала она, когда Лемяшевич немного освоился и тоже начал шутить. — Разочаруетесь.— Почему?— Стара. Говорят, самая старая студентка в республике.— Вы напрашиваетесь на комплименты.— А старухи любят комплименты.Они подошли к большому новому дому на проспекте, и это почему-то окончательно убедило Лемяшевича, что Дарья Степановна замужняя женщина. Он пошутил:— Скажите, где вы живете, и я скажу, кто вы. Так, кажется?— Устарело.— Наоборот, вполне современно… Известно, что квартиры в таких домах получает преимущественно начальство. А если вы живете на втором или на третьем этаже — тут и говорить не о чем: муж ваш не ниже замминистра… Вон там, на шестом, может быть, и есть наш брат, учитель… счастливчик… забрался под самое небо… Где ваше окно?— Между вторым и шестым, — так же шуткой ответила женщина.— Скажите серьёзно — вы работаете? — спросил Лемяшевич.— Работаю.— В школе? — Ему хотелось, чтоб она работала учительницей и жила одна.— Нет, дома.— Дома?!— Разве мало у женщины, особенно матери, дома дел? — Кто ваш муж?Дарья Степановна рассмеялась по-девичьи весело и задорно.— Не кажется ли вам, рыцарь, что это похоже на допрос? — И она в тон ему спросила — Кто ваша жена? Сколько у вас детей? Сколько вам лет? Вот это я понимаю — практический подход к знакомству.Больше Лемяшевич не пробовал выпытывать, каково её семейное положение, даже благородно отказался от мысли узнать об этом другим путем — у студенток её курса или у декана. Какое это имеет значение — её положение, семейное и всякое иное? Дарья Степановна все больше нравилась ему как человек, с которым можно было интересно побеседовать. Правда, встречи их были коротки — полчаса, которые занимал путь от института до её дома.На третий или четвертый день он поделился с ней своими сомнениями насчет диссертации и своего научного призвания. Она выслушала его серьёзно, внимательно, потом сказала:— Я вас понимаю. Верно, и сама я на вашем месте чувствовала бы нечто подобное. Но посоветовать?.. Что я могу посоветовать? Я плохо разбираюсь в этих делах… Для меня, например, эта самая педагогика—темный лес, хотя я и сдаю её на пятерки. Должно быть, без практики и в самом деле все эти рассуждения мертвы. Но, вам не следует торопиться с выводами и решениями. Надо поговорить с людьми опытными… Хотите, я вас познакомлю с одним человеком? Он тоже кандидат…Через несколько дней, в холодный и дождливый вечер, когда они подошли к её дому, Дарья Степановна неожиданно пригласила:— Зайдемте к нам. Я вас чаем с малиновым вареньем напою, а то вы кашляете.Лемяшевич поднимался по лестнице в каком-то непонятном волнении, сильно билось сердце и горели: уши.