— Не залечить старику такой раны, засохнет, — грустно сказал Данила Платонович, отводя взгляд от дуба.— Спилить бы его… Хоть гром не бил бы, — отозвался сторож.Данила Платонович укоризненно покачал головой.— Ты, Прокоп, все спилил бы. Собственный сад и то вырубил…— А на что он мне, сад? Налоги платить?— Когда-нибудь пожалеешь, Прокоп.Данила Платонович повернулся к девушке, только сейчас отвечая на её заботливые слова:— Я, Раиса, ещё не так стар, чтоб меня домой провожать… У меня ещё ого сколько сил! Зайдем к Наташе — как там Сергей? Напугал он меня… Кричат: «Костянка убило!» А я в саду был, видел, как в дуб ударило…— Вы обо всех беспокоитесь, Данила Платонович.— А ты осталась бы спокойна, если бы и правда убило человека?Раиса не ответила.Дождь утих. Припекало солнце. От мокрого костюма старика и платья девушки поднимался легкий парок.…Даниле Платоновичу Шаблюку, этому ещё не такому старому, как он сказал о себе, человеку, шел семьдесят пятый год. И каждый, кто видел его даже впервые, легко мог определить его возраст — он выглядел не моложе и не старше своих лет.Эго был старик выше среднего роста, годы не иссушили и не согнули его фигуру, держался он прямо и ходил ещё быстро и твердо, хотя и опирался на палку.Но его загрубевшее от непогод лицо исчертили глубокие морщины, они лежали складками на широком лбу, под ясными, умными глазами, прорезали по-старчески чуть обвислые щеки. Он носил небольшие седые усы, но бороду аккуратно брил.Ещё какие-нибудь два-три года назад криничане знали Данилу Платоновича куда более крепким, они никогда не видели в его руках палки. Подкосила старого учителя смерть жены, с которой он вместе прошел всю свою долгую жизнь. Два месяца он пролежал в постели и до сих пор ещё не вполне оправился.Раиса была его ученицей и соседкой — их дома стояли рядом.…Хорошо на улице после дождя!Зеленели вербы, цветники, на листьях деревьев, любистка и георгинов, на траве блестели капли дождя, и в каждой прозрачной капле отражалось яркое августовское солнце.Посреди улицы журчал ручей, желтая вода с шумом и бульканьем бежала к речке, оставляя на пути клочья грязной пены. По воде, закатав штаны и подоткнув юбчонки, бегали босые мальчишки и девочки, строили земляные «плотины», Но вода рвала их, и тогда объявлялся аврал: кричали, попрекали друг друга, командовали:— Юрка! Неси кирпич!— Спасай электростанцию! Смоет!— Глины! Глины давайте!Один малыш споткнулся, упал в воду. Поднявшись, испуганно огляделся и, видно, боясь, что достанется от матери, бросился к себе во двор. Рассмеявшись, дети тут же позабыли про своего трусливого дружка. Наиболее активной и ловкой группе ребят удалось построить довольно крепкую плотину, и запруженный ручей начал разливаться озерцом. Данила Платонович остановился неподалеку и с любовью набяюдал за хлопотливой работой детворы.— Строители! — сказал он Раисе.Но девушку мало занимали дети и их игра. Она была в том переходном возрасте, когда уже забываются детские игры, когда девочка считает себя взрослой и боится, как бы интерес к младшим не был истолкован как её несамостоятельность.Она смотрела вперед. Навстречу им, не спеша и осторожненько обходя лужи и мокрую траву, шел по-городскому одетый мужчина: в светлой шляпе, в белом, чистом, старательно выутюженном пиджачке, под которым видна была ярко вышитая рубашка, в темно-синих бостоновых брюках и в белых туфлях.