— Это зачем же добро жечь? Разве у вас так много сена? — внешне спокойно спросил Михаил Кириллович.Толстая шея председателя вмиг налилась кровью, часто заколыхался под грязноватой сорочкой большой живот.— Краденое, — прохрипел он.— Краденое? Конфискуйте. Накажите за кражу. А жечь зачем же?— Врет он, товарищ начальник! В лесу серпом нажали! — И молодая женщина вышла из кустов на дорожку.— Да, вы… кто вы такой?— Я — директор школы.— А-а-а, — радостно, весело и с удовлетворением протянул председатель, впервые посмотрев Лемяшевичу в глаза. — Культурная сила! Интеллигент! Так-так-так… Вот как вы, наста «нички, помогаете укреплять трудовую дисциплину…— А вы таким способом хотите ее укрепить? Странный метод.— Ла-адно. Об этом мы поговорим в другом месте. В другом, в другом. — И, сцепив руки на животе, Мохнач двинулся по стежке к реке.Через несколько дней они встретились в сельсовете как старые знакомые. Мохнач первый протянул руку и ни словом не помянул о стычке на лугу. Лемяшевич тоже промолчал. Он пробовал расспрашивать о председателе и услышал на редкость противоречивые отзывы: одни хвалили Мохнача, другие беззлобно подсмеивались над его чудачествами, а третьи ругали беспощадно, с ненавистью. Лемяшевич решил понаблюдать и составить собственное мнение. То обстоятельство, что Мохнач при встрече не выказал ни обиды, ни злобы, ни пренебрежения, а дружески пожал руку, характеризовало его с положительной стороны. «Значит, человек объективный», — подумал Лемяшевич. Но скоро он почувствовал, чего стоит эта объективность. Почувствовал сразу, как только обратился к председателю за помощью.Он попросил, чтоб тот разрешил взять со строительства колхозного гаража одного человека — хорошего печника, которого хвалил ему Шаблюк и с которым они уже договорились. Надо было только согласовать это с председателем колхоза.Разговор происходил на току, у молотилки. Мохнач стоял у скирды соломы, как всегда уставившись в землю и сцепив руки на животе. Пыль и мякина от молотилки летели в его сторону, садились на лицо, на шапку, но Мохнач как будто и не замечал этого; он нарочно стал тут, как только увидел Лемяшевича и понял, что тот хочет с ним поговорить. Молотилка гудела, и потому приходилось почти кричать. Лемяшевич высказал свою просьбу. Мохнач насмешливо посмотрел на него и быстро завертел большими пальцами. Лемяшевича раздражала эта поповская привычка — вертеть на толстом животе пальцами, его так и подмывало спросить, не был ли случайно уважаемый Потап Миронович когда-нибудь монахом, но он понимал, что сейчас эта шутка будет неуместна. Шаблюк его предупредил, что договориться с Мохначом насчет печника будет нелегко. Он, правда, заручился поддержкой Волотовича, но знал, что председатель райисполкома для Мохнача авторитет небольшой. Поэтому он решил пойти на хитрость:— Между прочим, я говорил с Бородкой. Это его идея…— Про печника говорил? — спросил председатель, недоверчиво посмотрев Лемяшевичу в глаза, что делал чрезвычайно редко.— Говорил, — солгал Лемяшевич, хотя это и неприятно было. «Скажу, что спутал Волотовича с Бородкой. Я здесь человек новый… Мне можно спутать».Мохнач долго молчал, разглядывая солому под ногами, потом недовольно буркнул:— Ладно. Бери.Тогда Лемяшевич высказал вторую просьбу: нужны лошадь и человек, чтобы навозить глины.