Криницы, часть 1

— Так вы считаете, что машина в порядке? — спросил Шаповалов Баранова.Тот пожал плечами.— У каждой машины свои возможности. Она работает, как работала с первого дня…— Неправда! — решительно возразил Алексей. — Раньше она не оставляла ни зерна.— Это вам кажется. Вы в первый раз проверили.— Я в первый раз проверил?! — возмутился Алексей.— Я сегодня утром проверял. А потом Петро заметил… Вызывайте Сергея!Баранов не любил молодого механика, и требование вызвать его, чтоб он отремонтировал комбайн, задело его самолюбие. «Братом козыряет… А брат на мое место метит, на каждом собрании критикует…»— Вы, Костянок, молоды ещё… У вас голова закружилась.— В самом деле, — подхватил Шаповалов. — Что ж это вы, товарищ Костянок! Мы вас поддерживали, выдвигали… А вы нас подводите! Да знаете ли вы, что от вашего простоя страна в десять раз больше потеряет, чем то, что вы теряете там, в соломе?Алексею стало смешно, что двое взрослых людей так его уговаривают. Шаповалов понял его улыбку по-своему и дружески хлопнул парня по плечу.— Садись, Алексей Степанович, и нажми… удиви мир… Чтоб врагам тошно стало… а друзьям радостно! Подписывай письмо! Вызывай!— Ничего я не буду подписывать и не сяду, покуда не отремонтируют, — хмуро ответил Алёша и отошёл к комбайну.Шаповалов, так же молча, как Мохнач, направился к своему мотоциклу. Через мгновение на все поле затрещал мотор. Инструктор мчался по направлению к МТС.— Что ж, посмотрим ещё раз, — затаив обиду и злость на мальчишку, примирительно предложил Баранов.Они начали искать неисправность.А Шаповалов тем временем по телефону разыскивал Бородку. Ему посчастливилось найти секретаря в конторе «Заготзерно». Он подробно сообщил обо всем, что случилось, и в заключение сделал неожиданный вывод:— Боюсь, Артем Захарович: не поработал ли здесь враг?В ответ Бородка выругался. Он не любил дураков и слишком хорошо знал семью Степана Костянка. Но вместо того чтобы прямо сказать это инструктору, сурово спросил:— А вы там зачем? — И так же сурово приказал: — Немедленно обеспечьте бесперебойную работу комбайна! И чтоб через два часа письмо лежало у меня на столе. Понятно? — и бросил трубку.В воинственном настроении Шаповалов помчался обратно в поле.Комбайн стоял.После ещё одной пробы главный механик и сам убедился, что машина действительно неисправна. Но он не мог найти повреждения и, сконфуженный, разозлённый не меньше, чем Шаповалов, думал, как, не уронив достоинства, сбежать отсюда, вернуться в контору и под каким-нибудь совсем другим, выдуманным предлогом вызвать Костянка-старшего. Пускай разбираются сами! Недаром он, Баранов, был против того, чтобы этому мальчишке доверяли комбайн. «Как нахально он смотрит на меня!.. Смеется в душе, молокосос, что я ничего не могу сделать…»Алексей не смеялся, возможности главного механика ему давно были известны. Ему просто было горько и обидно.Баранов обрадовался появлению Шаповалова и промолчал, когда инструктор приказал Алексею немедленно начать работу.— На комбайне работать нельзя, — спокойно сказал Алексей.Шаповалов вскипел:— Ты откуда такой взялся? Подумаешь, профессор! Механик говорит, что можно, а тебе — нельзя! Знаем мы это «нельзя»! Старые штучки антимеханизаторов! — Но, верно, вспомнив, что ему придется ещё иметь разговор с этим упрямцем насчет письма, сбавил тон, стал приветливее и мягче — Вы человек молодой, Костянок, и не знаете, чем такие вещи пахнут…