— Чего вы еще ждали от Потапа?— Вам следовало ему по морде дать… Он любит тех, кто его бьет, — совершенно серьёзно, без тени улыбки сказал Бушила, не отрываясь от работы.Бушила красил на школьном дворе парты. Данила Платонович сидел на досках у сарая, где складывали на зиму дрова, и следил за его работой, давал советы, так как, хотя мастер как будто и ловко действовал кистью, парты получались почему-то полосатые.— Возьмите меня переводчиком, Михаил Кириллович, когда надо будет разговаривать с Мохначом, — шутливо подмигнув, добавил Бушила.— Не ребячься, Адам, — укоризненно остановил его Данила Платонович и, повернувшись к Лемяшевичу, посоветовал — А вы к нему с такими мелочами не обращайтесь. Ваш хозяин, Степан Явменович, — бригадир. Вы ему скажите, он вам любую лошадь даст, а глины накопать и привезти — ребят возьмем. У нас за всякую мелочь привыкли государственную копейку тянуть. Как будто государство — бездонная бочка. А вот когда-то мы ремонтировали, совсем не имея денег…Лемяшевич присел рядом со стариком, закурил. Вспомнив, что Данила Платонович не курит, разогнал рукой дым.— Я, конечно, не за сборы на школу… а за коллективную заботу, за коллективную ответственность, — продолжал свою мысль старый учитель. — У нас много говорят о политехнизации, о воспитании любви к физическому труду… А где ее прививать, где учить детей работать? В школе, в колхозе. Нельзя разве добрую часть этого ремонта сделать силами учеников старших классов? При хорошем руководстве можно и научить кое-чему. Кто выдумал, что во время каникул мы не имеем права занять детей? Не потому ли у нас половина школьников целое лето баклуши бьет? Не речами надо приучать учеников к труду, а работой, практикой. Вон Алёша Костянок как полюбил свое дело! Ставит рекорды… А за Раису Снегирь мать тарелки моет… Почему бы ей, к примеру, не помочь нам в школе?— Ого! — Бушила захохотал. — Чего захотели! Вас Аксинья за дочку со свету сживет… Лично я не беру на себя такой миссии — предложить ей это! Съест!— А я скажу! — твердо пообещал Данила Платонович.

  Наталья Петровна после нескольких дней, проведенных на совещании в Минске, возвращалась домой в нетерпении и тревоге. Как там Леночка? Не случилось ли чего на участке?Дочка встретила ее на шоссе, за три километра от деревни. У матери екнуло сердце, когда она из кабины грузовика увидела ее в свете фар. Час был не ранний, давно уже над полем спустился вечер, выпала роса. А девочка в одном платье стояла на развилке дорог и внимательно вглядывалась в каждую машину. Наталья Петровна, не дождавшись, когда шофер затормозит, выскочила из кабины.— Леночка! Что случилось?Девочка с радостным криком «мама» кинулась к ней, крепко обняла — совсем так, как когда-то, еще маленькой. Это испугало мать: Лена, ученица седьмого класса, давно уже не проявляла так бурно своих чувств в присутствии посторонних.— Что случилось, доченька?— Ничего, мама. Просто я соскучилась по тебе.— Только и всего? — счастливо рассмеялась мать. — Стоило из-за этого идти сюда в такой поздний час?— Какой там поздний! Что ты, мама! Только что смерклось. А чего мне бояться?Да, она ничего не боялась, так как мать сама воспитала в ней эту черту характера. Но знала бы девочка, сколько приносят матери душевной тревоги и страха ее смелые выходки! Того материнского страха за ребенка, перед которым кажутся ничтожными и мелкими все другие страхи — боязнь ночи, темноты, недобрых людей, грозы, собственной болезни и даже смерти.