— О чем?— О своей работе в подполье. О Савич… Ярош промолчал.Когда Маша вышла, Антон Кузьмич снова уселся в кресло, закурил вторую сигарету и задумался. О судьбе Зоси… О новом поколении, которое не ведает подозрений и ничего не боится… Но что он знает об этом поколении? К нему принадлежит Тарас и Маша. Но есть и Славик Шикович… Как и чем живет Маша? Тарас? Что волнует Славика? Как далеко он, бывший комсомолец, отошел от этой молодой поросли! Когда был в последний раз на комсомольском собрании? Лет десять, не меньше, публично не выступал с рассказом о подполье. Почему? А раньше, когда порой и выступал, рассказывал ли хоть раз про Зосю Савич? Нет, только так, между прочим, изредка упоминал о девушке, которая помогла ему спастись. Теперь ежу стало стыдно и неловко. Неужели и не боялся? В подполье не трусил сто раз идти на смерть, а тут…Сразу после войны он считал своим моральным долгом в память о погибших товарищах написать об их борьбе. Не написал. Писал диссертации. Кандидатскую, потом докторскую. Этим оправдывался перед своей совестью. А потом подполье вообще стало казаться далеким прошлым. Даже намерение Шиковича вернуться к этому прошлому, распутать то, что было запутано людьми и временем, не всколыхнуло его. Он думал, кому это сейчас нужно? И вот воскресла из мертвых Зося Савич… Уже тогда, в ту ночь, когда рассказывал о ней Шиковичу, он понял, что это нужно людям, нужно новому поколению — Тарасу, Славику, Вите, Наташе. После разговора с Машей и ее неожиданной просьбы рассказать о подполье комсомольцам Ярош убедился в этом окончательно..Основные работы в операционной были завершены. Последние дни возились с телевизионной аппаратурой. Яроша долго не удовлетворяло качество изображения на экране, и он согнал с инженера, рабочих и с самого себя семь потов, пока не добился, чтобы дорогая новинка давала надлежащий эффект.Когда техники ушли «спрыснуть доброе дело» на полученные от него премиальные, Ярош еще раз оглядел свое хозяйство, которым втайне гордился. Везде никелированная сталь: множество блестящих инструментов в стеклянных шкафах, детали аппаратов. Сталь, которая в умных руках хирурга приносит людям спасение и жизнь. О, он знал цену стали!Но не только для того, чтоб лишний раз полюбоваться операционной, остался он сейчас. Хотелось самому, без специалистов, проверить телеаппаратуру. Он должен все уметь делать сам!Положил на операционный стол раскрытый учебник анатомии, навел на страницу телевизионную пушку, которая была вмонтирована в бестеневую лампу. Нажал кнопки. Засветился экран, задрожали извилистые нити кадра. А потом возникло увеличенное изображение коленного сустава. Он перелистывал странички и видел на экране свои руки. Человеку постороннему могло бы показаться, что он забавляется, как ребенок, тешится новой игрушкой, неизвестно зачем попавшей в операционную. На экране появилось сердце. Ярош выпрямился и начал внимательно разглядывать изображение, словно видел это диво первый раз в жизни. Он подумал о Зосе. И его собственное сердце дало о себе знать. Такие неожиданные толчки он чувствовал уже не раз. Неужели это страх перед будущей операцией?Ярош выключил установку, отошел к широченному — во всю стену — окну. Вечерело. На сад легла тень. Солнце заходило по другую сторону, за больничными корпусами. Один луч его пробился между стен и осветил верхушки тополей, молодых, но самых высоких здесь деревьев. Ярош вспомнил, что тополевую аллею посадили в год победы. И вон какие вымахали красавцы! В саду гуляли больные. Санитарка баюкала ребенка, завернутого в серый больничный халат, такой же, какие были и на взрослых. Ярощ ненавидел фасон и цвет этих халатов и уже несколько лет воевал, чтоб заменить их. С ним соглашались, а за глаза — он знал — посмеивались над его чудачествами.