Молчание.— Никто не знает? Костя? — Щурок.— Точно? Молчишь? Как мало мы знаем!— Напрасно ты, Тарас, потащил нас на эту куркульскую дачу, — проворчал Иван Ходас.Тарас молчал. Он думал о Маше. Удивлялся: «Почему я о ней думаю? Странно. Потому, что закатила оплеуху тому шалопаю? Он заслужил, но не стоило. Не к месту. Испортила обед, настроение всем… И себе».Как задрожали у нее губы, когда Шиковичи один за другим ушли в дом, а Ира и Ярош начали перед ней извиняться. Галина Адамовна морщилась, ей, видно, не нравилось, что муж просит у своей подчиненной прощения. Майзисы сразу стали собираться домой. Ребята поблагодарили Ярошей и, встав из-за стола, тут же ушли на реку. Жена Лопатина уехала в город с Майзисами.«За что она ударила его? Что он такое сказал?»— Куда он думает податься теперь?— Кто?— Этот… «атомщик».— Славик? Не знаю.— А зачем ему куда-нибудь подаваться? У батьки денег хватает.— Не думай дурно про Шиковича. Это человек правильный. ~— А сынок?— Черт их знает, откуда они берутся, такие сынки.— Смотрите, опять ястреб. Что он высматривает?— Жаль, не успели послушать Яроша.— Хлопцы! А давайте возьмем его в свою бригаду!Костя подтянулся на руках и сел лицом к ребятам, чтоб видеть всех.Тарас поднял голову: серьезно это он? Маленький, но крепко сбитый, чернявый, Костя сидел на песке, как буддийский божок; глаза горели — верный признак того, что он готов до конца защищать свою идею. Иван Ходас свистнул.— А что? Если мы такая бригада, то почему не помочь человеку?— Завод — не школа-интернат.— Друзья, любопытная штука сопротивление материалов.— Генрих, перестань бредить. А захочет ли он сам? — Лопатин повернулся на спину, лицом к солнцу.Тарас сел. Костино предложение ему нравилось. В самом деле, почему бы им не взяться за этого неуравновешенного юнца?Генрих писал пальцем на песке длинную формулу.— Я с ним поговорю.— Ты соглашаешься, Тарас? — Иван так дунул на песок, что засыпал формулу Генриха. — Ошалели! Не берите на себя все на свете — это уже позерство. Я против.— Говоришь, что коммунизм — это борьба, а сам не хочешь шевельнуть лишний раз рукой и мозгами. Как же ты думаешь бороться за таких?..— Гнать в шею.— Куда?— На все четыре.— Ну и логика у тебя!— Логика железная. А почему я должен подбирать всякий мусор?— Он боится, чтоб этот стиляга не обратил его в свою веру.— Пиши свои формулы, конструктор недопеченный!Захохотали. Тарас почувствовал, что настроение поднялось.Лопатин лягнул Ивана ногой. Тот поймал ногу и потащил Василя к воде. Тарас вскочил, засыпав все формулы Генриха, и подхватил Лопатина под мышки. На подмогу бросился Костя. Втроем они раскачали Василя и кинули в реку, зная, что он плохо плавает и боится воды. Сами плюхнулись следом за ним. Брызги засверкали на солнце радужными переливами. Волны покатились на песок, лизнули Генриху ноги. Он встал, картинно потянулся, бросил на одежду очки и, разогнавшись, ракетой ушел под воду. Он был отличный пловец., И его друзья, дурачившиеся в воде, затихли, с интересом ожидая, когда и где Вареник вынырнет. Он вынырнул почти на середине реки. Поплыл быстро, ловко, выбрасывая из воды все тело. Не плыл, а летел. Тарас и Костя кинулись вдогонку. Плыли рядом. Костя сказал:— А эта рыжая сидела с ним, а глазами стреляла в тебя.Тарас смутился.— Да ну тебя, Костя! Выдумаешь! — Но ему было приятно, и он похвалил дружка: — А насчет Славика ты хорошо придумал. Надо убедить хлопцев.