Выслушав просьбу Шиковича поискать в спецархивах материалы о деятельности патриотов и предателей в их городе во время оккупации, Вагин загорелся. Рассказ про подполье, про первый горком, группы Мельника и Дубец-кого, про Вараву, Гончарова, тетку Любу, Яроша и, наконец, про Савича он выслушал с жадным интересом. А дело Савича, так показалось Шиковичу, прямо-таки захватило его. Он тут же вызвал капитана Сербановского. Вошел седой сутулый человек.— Слушаю, Андрей Астахович.— Садитесь, Анатолий Борисович, — пригласил подполковник. — Познакомьтесь.Капитан кивнул Шиковичу, но руки не подал. Сел на стул напротив, неуклюже как-то сел, еще больше сгорбился и, сцепив пальцы, стал разглядывать свои большие, как у дровосека, ладони.Вагин сам изложил ему просьбу писателя, Кирилл удивленно отметил про себя, что подполковник безошибочно запомнил все фамилии.«Завидная память».Капитан, казалось, слушал безучастно. Раза два поднял глаза, в них — ни искры любопытства. Шиковичу рассказывали об этом человеке капитан работал в их городе ещё в тридцать седьмом году, и теперь Кирилл подумал об этом с неприязнью.Перебив начальника, Шикович сказал:— Из тех, кто сотрудничал с оккупантами, меня больше всего интересует Савич.Капитан коротким взглядом опытного следователя как бы насквозь просветил Шиковича:— В каком смысле?— Я убежден, что доктор умер честным советским человеком.— Доказательства, догадки?— И то и другое. Нужно документальное подтверждение.— Вы хотите писать роман или заняться посмертной реабилитацией?— А вы считаете, что это несовместимо? — спросил Шикович. — Я хочу написать документальную повесть, которая была бы правдивым свидетельством… Народ должен знать и героев и предателей.— Вам известно, что в городе живет дочь Савича? — спросил после паузы капитан.— Известно. — Кирилл хотел было рассказать, что ей предстоит очень сложная операция, которая может кончиться трагически; даже Ярош не гарантирует жизнь.Но капитан вдруг встал, обратился к своему начальнику по-военному:— Будет сделано, товарищ подполковник, все, что можно.И на прощание опять только кивнул головой. Тут Шикович подумал: если Сербановский столько лет в органах и в определенные времена не дошел до высоких чинов, остался здесь и теперь, то, наверное, он один из настоящих чекистов. Неприязнь к нему исчезла.С тех пор Шикович звонил Сербановскому уже два раза. Тот отвечал, что пока ничего интересного нет.Сегодня Кирилл не стал звонить, а прямо из больницы направился в комитет.Капитан сидел один в довольно большой затененной комнате — старые липы заслоняли широкие окна. Когда Шикович вошел, Сербановский спрятал в большой сейф какие-то бумаги, с которыми, видно, работал, и только тогда поздоровался за руку.Хотя прошло всего каких-нибудь полтора часа с начала рабочего дня, у капитана был усталый вид.Шиковича он уже начал интересовать сам по себе. Как живет этот человек? Почему у него такие натруженные руки? Чем его расшевелить, вызвать на откровенный разговор? Еще не успев, сесть Кирилл сообщил:— Вчера Софье Савич сделали операцию. На сердце. Ярош оперировал.Шиковичу еще не приходилось видеть Сербановского таким заинтересованным: прислонившись впалой грудью к столу, он как-то по-детски подпер кулаком щеку, готовый слушать, и глаза его засветились.— Я только что из больницы. Они всю ночь боролись за ее жизнь.