— Минуточку, друзья. Скучновато становится за нашим столом. Сепаратные разговоры, споры… Давайте попробуем поговорить сообща. О чем? Ответим, например, на такую анкету: мои мечгы, мои представления о будущем — чего я хочу, к чему стремлюсь… Тихо! Не скрою: мы с Кириллом Васильевичем часто спорим насчёт идеалов молодого поколения. Один уговор: отвечать честно, можно в шутку, только упаси боже — не по-газетному. Корреспондентов тут нет.— А Кирилл Васильевич?— У него принцип: когда я ем…— То глух и нем.Зсмеялись, зашевелились, немножко озадаченные неожиданный предложением.Славик ухмыльнулся.— Так кто начнет, ребята? — приглашал Ярош.— Костя! — подсказала жена Лопатина. Тот самый Костя, которым восхищаласьИра, маленький, подвижной, смешливый, вскочил, как школьник.— Садитесь, Костя, что вы! — запротестовала Валентина Андреевна. — Этак получится не дружеская беседа, а какой-то экзамен. Ты сам начни, Антон Кузьмич.— Нет, я потом скажу, о чем мечтал, когда мне было столько же лет. Сравним…— Я скажу, — отозвался Костя, усаживаясь обратно. — Я думаю обо всем… О девчатах…— Вот это честно! — засмеялся Славик. Но его не поддержали, может быть, потому,что Костя тут же принялся горячо объяснять:— Женщина красит жизнь, все красивое от женщины. Еще я много думаю о космических полетах. Но знаете, самому мне почему-то не хочется туда лететь.— Трусишь? — насмешливо перебил Славик и обрадовался, что на этот раз вызвал смех.— Нет, не трушу, — не смутился Костя. — Просто люблю землю… Деревья и цветы. Я так полагаю, что при коммунизме все люди должны жить среди деревьев и цветов. Тогда все будут добрые, веселые…— Правильно! Я тоже за то, чтоб все стали дачниками.— Слава! Вылетишь из-за стола, как пробка из бутылки, — не выдержал, наконец, Ши-кович-старший.— Молчу, как фаршированная рыба. — Славик зажал рот ладонью.— Короче говоря, я хотел бы жить в обществе, где не будет людей злобных, несправедливых, нечестных…— Это же христианские идеалы! — возмутился Иван Ходас. — Костя думает, что такое общество поднесут ему на блюдечке: пожалуйста, Костя, живи, сажай цветочки, расти деток… А для меня радость в борьбе. И я считаю, что коммунизм — это высшая форма борьбы.— Против кого?— За что?— Против дураков, бюрократов, дармоедов… Я не говорю уже о внешних врагах, империалистах разных…— А когда их не станет?— Ну да!— Я не заглядываю так далеко! И в царство всеобщих поцелуев не верю. И среди ангелов жить не желаю! Скучно. Я сам злой и, возможно, бываю несправедливым. Мал был — маму обижал. Куда ты меня такого денешь? — горячо наседал Ходас на Костю.— Разошелся! — укорила его Вера, жена Лопатина.Иван осекся, повернулся к хозяевам: как они на это? Ярош ободряюще кивнул головой. Шикович сказал:— Я согласен, Иван. Коммунизм построят не святые, а мы с вами, каждый со своим характером, часто весьма противоречивым и сложным. Однако бесспорно и то, что мы должны стать лучше, чем есть. Избавиться от пережитков… Как этого добиться скорее? Что по-вашему имеет первостепенное значение в воспитании чувств, коммунистической культуры?Иван задумался. И все примолкли — раздумывали.— Коллектив, — первым отозвался Тарас. — Труд, — почти одновременно с ним сказал Лопатин, принимаясь за кусок пирога, который подсунула ему заботливая женушка.— Борьба! — не отступал Ходас от своего.