Бородка отнял руки от лица и удивленно посмотрел на нее.— Когда свалилась на тебя неприятность, ты набрался храбрости связать свою судьбу с моей. Но надолго ли? Вот ты говоришь: всё это из-за меня. И ты ведь не простишь… Я знаю, ты не простишь мне этого. Я знаю, что тебе всего дороже… И никуда ты отсюда не уедешь! У тебя семья, дети… Дети! И должность новую тебе дадут только здесь. Так чего же ты ищешь? У тебя же всё есть! Правда, сегодня ты много пережил — я понимаю. Для тебя это тяжелый удар… Но, чтоб утешиться, ты нашёл виноватых!Он как-то хмыкнул — неопределенно, не то презрительно, не то печально, встал и отошел к столу. Неожиданно грубо спросил:— Выпить есть что-нибудь? Я устал как черт.Марина Остаповна отрицательно покачала головой, должно быть все ещё продолжая думать о себе.— Не ждала? — спросил иронически.— Не ждала, — созналась она.

  Даша Журавская прилаживала на окна новые гардины, когда вернулся с работы Роман Карпович. Сын сразу кинулся к отцу, семилетняя дочка, стараясь показать, что она уже взрослая, продолжала помогать матери.Отодвинув диван, взгромоздив на табурет детский стульчик, Даша стояла перед окном, босая, в халате, широкие рукава которого упали на плечи и обнажили красивые руки, ещё бронзовые от летнего загара; она прибивала карниз.— Опять? — укоризненно спросил муж.Даше нравилось, чтоб в квартире было красиво, уютно, и она каждый раз покупала новые вещи.— Нет, ты только посмотри! Дешёвые, а как красиво!.. Не каждый день такие встретишь, три часа в очереди пришлось простоять.Она держала во рту гвозди и потому смешно шепелявила. Сын, забравшись к отцу на руки, начал смеяться и передразнивать.Роман Карпович не стал спорить и пошел мыть руки.— Ну, скажи — разве не красивые? — спросила Даша, когда он вернулся.Ей, как каждой женщине, хотелось, чтобы муж похвалил покупку. Она сидела у стола, продергивала шнурок во вторую гардину и любовалась той, которая уже висела. Он улыбнулся в ответ, но совсем не так, как обычно в этих случаях, — хмуро, с иронией. Она заметила это и насторожилась.— Погоди, кончу, будем обедать.— Пожалуйста, — ответил муж, не проявляя особого интереса и к обеду.Это ей тоже не понравилось. Человек здоровый, с отличным аппетитом, он обыкновенно кричал уже с порога: «Даша! Обедать!»Роман Карпович прошел в соседнюю комнату, остановился перед книжными полками, занимавшими всю стену, и долго смотрел на книги так, как будто прощался с ними. Потом подошел к приемнику, включил и тут же выключил, сел в мягкое кресло у стола и потрогал старые гардины, которые через минуту будут заменены новыми. Даша через открытую дверь тайком наблюдала за ним. «Что-то случилось». Но она знала, как бывает тяжело и неприятно, когда в такие минуты начинают лезть с расспросами, даже если это делает и близкий человек. Поэтому она никогда, заметив, что муж расстроен, не обнимала его, не целовала, не спрашивала ласково: «Что случилось, Рома?» Она вошла в комнату с гардиной и сказала:— Принеси табурет.Роман Карпович принес табурет и хотел влезть на него, но Даша не позволила.— Погоди, я сама, ты в ботинках, перемажешь мне все.Он поддерживал табурет, чтоб она не упала. Стоя там, наверху, не прекращая работы, она спросила шутливо и как бы между прочим:— Не секрет, чем расстроен товарищ Журавский?