Криницы, часть 4

— Для меня это не новое место, Михаил Кириллович. Но много перемен, много нового. Все эти дни занимался председателями: если это главное звено, то ему и главное внимание! Результаты, скажу тебе, не очень утешительные. Только одна треть председателей — люди типа Волотовича и Клев-кова, и всего их семь человек. Другие семь-восемь могут стать хорошими председателями, если им помочь. Но сколько это ещё потребует труда! О-хо-хо! И, наконец, вот эти, — он протянул руку и, взяв на письменном столе список, показал на фамилии, жирно подчеркнутые карандашом. — Этих надо менять немедленно. Чем скорее, тем лучше! Из них двое пришли после Пленума, добровольцы. К большому делу всегда примазывается какая-нибудь дрянь.Вошел заведующий отделом партучета, принес документы коммуниста, который становился на учет.— Будете говорить, Роман Карпович?— Обязательно. Пускай зайдет сейчас. — И обратился к Лемяшевичу: — Извини меня, посиди, познакомимся о новым человеком. Я всегда с удовольствием знакомлюсь с живыми людьми.Журавский пересел за рабочий стол, раскрыл книжку — личную карточку члена КПСС.— Белорыбкин Лев Макарович. Ну-ка, что за лев? Вошел средних лет мужчина, по-военному подтянутый, в сапогах, галифе, но в штатском пиджаке, в расстегнутом осеннем пальто. «Должно быть, уволенный в запас офицер», — подумал Лемяшевич.Человек первым протянул секретарю руку и, не ожидая приглашения, сел, оглянулся на Лемяшевича, кивнул ему и осторожненько, точно боясь, что они отвалятся, пригладил одним пальцем свои франтоватые усики.Роман Карпович вдруг нахмурился и пристально посмотрел на Белорыбкина.— Строгий выговор за что получили?— Там написано.— Я у вас спрашиваю!— А-а, старая история… Пора снять. Это — когда я ещё в органах работал… Посидел там один… невиновный…— Из-за вас?— Я вёл дело.— Сколько?— Что?— Сколько просидел?— Да всего год.— «Всего»? — Роман Карпович несколько мгновений не двигаясь смотрел на Белорыбкина, по лицу его от лба вниз расплывалась бледность, а потом от шеи кверху поплыла краска, и, когда гневным румянцем запылали щеки, он встал, тяжело опираясь на стол.Белорыбкин продолжал сидеть, ещё ничего не понимая. — «Всего»! «Всего год»! — повторил секретарь и вдруг грохнул кулаком по столу. — «Всего»! Сукин сын! «Пора снять»… Выговор пора с него снять! Слыхали?Белорыбкин вскочил, по-военному вытянулся, стоял, хлопая глазами.— Я с тебя десять лет его не сниму! Мало дали, из партии надо гнать! — Он сделал над собой усилие, чтоб успокоиться. — «Всего»… Да понимаете вы, что это значит — «всего год»? Это триста шестьдесят пять дней терзаний честного советского человека из-за вашего бездушия! Вы компрометируете партию, органы власти! И вы до сих пор ничего не поняли! Для вас один год — это «всего». Сколько же не «всего»? Десять?Журавский, должно быть, почувствовал, что ему не успокоиться, пока этот человек здесь, и резко махнул рукой:— Уходите!Белорыбкин не сказал ни слова, повернулся на каблуках и, сгорбившись, вышел.— Настроение испортил, сукин сын! Такое настроение было! «Всего»! Слышал? — Роман Карпович, потирая лоб, взволнованно ходил по кабинету. — Ну, всяких видел, но такого… Не поверил бы, если б кто рассказал. Что он — круглый идиот, дурак набитый?Пришли другие люди, с другими делами, и Роман Карпович, понемногу забыл об этом неприятном инциденте. Лемяшевич чувствовал, что ему, как говорится, пора и честь знать: нельзя же без конца сидеть у секретаря райкома просто наблюдателем. Но уходить отсюда не хотелось. Хотелось рассказать Роману Карповичу обо всем, что с ним произошло за последние сутки. Когда шёл сюда — не думал об этом. А теперь почувствовал, что это просто необходимо сделать: рассказать все объективному человеку, услышать его одобрение или порицание раньше чем ему придется ещё раз посмотреть Сергею в глаза. Его страшила мысль о неизбежной и очень скорой встрече с товарищем. Что он ему скажет? Опять молчать, прятаться в воротник? А в Криницах, наверно, все уже знают: подобного рода новости разносятся с быстротой молнии, в особенности когда они становятся достоянием таких людей, как Приходченко. Но как сказать Роману Карповичу? Тоже нелёгкая задача — ни с того ни с сего начать в стенах райкома, между деловыми разговорами о председателях, о правосудии, о пропаганде и воспитании, изливать свои чувства.