— Что до прыти в работе, так ее, верно, было мало, если так рано попросили уступить место более молодому.— Или, может быть, слишком много? — прищурился секретарь.— А вот в лесу, на охоте, не догоните, могу похвастать. По любому снегу. На лыжах и без лыж.— Вы, охотники, крепыши.— Мы как законсервированные. Не стареем. Не сгибаемся. Помираем на ходу. Вы что-то рано поседели, Евгении Павлович. Простите, сколько вам лет?На лицо сразу легла тень строгости, усталости.— Подошел возраст, когда я начинаю вас догонять.— Не торопитесь. — пошутил Антонюк. Но, увидев, что не склонен человек говорить о своих годах, вернулся к делу, по которому его пригласили.

   — На что жалуется Валентин Адамович?— Говорит — из-за вашей проверки институт лихорадит. Мешает творческой работе.— Творец!..Секретарь внимательно посмотрел на Антонюка.— Что вы так… пренебрежительно? Крупнейший наш ученый.— Я не посягаю на его научный авторитет. Но чем мы ему мешаем? Лично с ним, кажется, никто из нас еще не говорил.— Вот это и худо. Это людей нервирует. И вы не говорили?— Я говорю с Будыкой почти каждый день. Но я не специалист. А общих выводов у нас пока еще нет.— Кстати, он ставит вопрос о некомпетентности комиссии. Не специалисты.— Неверно. В комиссии есть инженер-машиностроитель. Между прочим, не пенсионер еще. Есть экономист-плановик. А в таких областях, как партийная работа, кадры, полагаю, можем и мы, пенсионеры, разобраться.— Думаю, что можете, — согласился секретарь и помолчал, искусно вертя в пальцах толстый синий карандаш. — Какие у вас отношения с Будыкой?Антонюк удивился.— Он говорил что-нибудь о наших отношениях?— Нет. Но говорили другие. Еще тогда, когда комиссия начинала работу.— Мы вместе партизанили. Вместе хлебали и беду в радость. Два десятка лет друзья, дружим семьями. Вам говорили другое?— Да нет. Это же. Потому, признаюсь, мне тогда не понравилось, что группу возглавляете вы. И вас не понимал — зачем согласились? В конце концов, никто вас не заставлял. Добрая воля.— Не подкапываться под Будыку или под кого-нибудь я шел. За многие годы работы я привык понимать партийную проверку как способ помочь организации, людям. За исключением, разумеется, чрезвычайных случаев, когда требуются срочные оргвыводы. Валентин Адамович — хороший инженер, ученый, человек с головой. Но и у него есть свои слабые места. Я их знаю лучше, чем кто бы то ни было. Мне хотелось помочь старому товарищу… Со стороны всегда виднее.— Он это понял иначе.— Жаль. Но он человек настроения. Пошуметь, показать себя любит, но и переубедить его можно. А делу было бы на пользу.Секретарь тайком вздохнул.— Жаловался он не в горкоме. Выше. Оттуда был звонок. И в довольно категорической форме. Ваша ошибка, что вы слишком затянули проверку. Это действительно, как там сказали, пенсионерские темпы.Опять пенсионерские! Иван Васильевич разозлился. Секретарь, этот молодой поседевший человек, вдруг поблек в его глазах. «Неужто и ты испугался? Ох, до чего ж мы боимся, чтоб не вытащили из-под нас кресло! Кто-то там позвонил, не разобравшись, и ты готов бить отбой, тоже не вникнув в суть дела».Сказал грубо, со злостью:— Все ясно, товарищ секретарь. Пенсионерскую лавочку закрыть! Работу комиссии — на свалку. Не мешать ученым! Так?Евгений Павлович чуть заметно улыбнулся и с укором покачал головой: