Антонюк сидел в кресле перед телевизором, и о смотрел не на экран — в окно. Там, за стеклом, в вечернем полумраке, шел снег. Мело. Над снежными козырьками, что свисали с крыши дома напротив, вихрились синие смерчи, вздымались белыми прядями. Снежная зима. Она волнует, как не волновала, кажется, ни одна из прежних. Пробуждает воспоминания. Зовет в лес. До боли в сердце хочется в лес. Но не бросишься ведь туда на ночь глядя. А стихнет завтра, прояснится — и уйдет это желание. Опять будешь сидеть, прикованный к телевизору. Хорошая игрушка для детей и пенсионеров!Думать мешает внук. Малыш без конца лепечет над ухом — ему надо объяснять, что там происходит на экране. А как ты объяснишь трехлетнему ребенку скучный телевизионный спектакль? Да и трудно оторваться от мыслей и… от снега. Скоро стемнеет, включат свет, и исчезнет эта чудесная сказка на крыше соседнего дома. Мальчик мой, если б я умел, я придумал бы сказку про снег и про лес. Но я не умею придумывать для таких, как ты. Это очень трудно. У меня есть сказка про лес, да тебе ее еще не понять. Как обычно, в комнату вошла Лада, постояла минутку, сразу определила, чего стоит передача; если что-нибудь интересное, она задерживается подольше, а иногда совсем отрывается от формул.— Дорогие мои мужчины, наука и человечество были бы вам глубоко признательны, если б вы хоть немного приглушили эту шарманку.— С величайшим удовольствием я выключил бы совсем, но тогда будет еще больше шуму.— Не хочу выключать! — заверещал мальчик.— Вот видишь…— Наказание божье на мою голову — такой племянничек. Он у вас доглядится до психического расстройства. Уже кричит по ночам. Если человечеству суждено от чего-нибудь погибнуть, так это от телевизора.После его приезда жена с тревогой рассказала, что Лада стала плохо спать, блуждает ночью по квартире, непривычно молчалива, грустна. Просила его поговорить. «Тебе она больше доверяет». Не отрывая взгляда от окна, Иван Васильевич остановил дочку:— Лада!— Я, папа.— У тебя неприятности?— Нет.— Ты нездорова?— Мамины выдумки.— Ты становишься не такой, к какой мы привыкли.— Все течет, все изменяется — сказал философ.— Но ничто не происходит без причины.— Если я скажу, что влюбилась, это вас успокоит?— От любви веселеют.— Как кто. И смотря от какой. И смотря на каком этапе.— Интересная теория. У тебя какой этап?— Последний.— Что значит последний?— Не знаю, что значит, но знаю, что последний.— Василь рассказал мне о том, что ты скрывала. О Саше.

   Очень хотелось обернуться, чтобы видеть ее лицо, глаза в этот момент. Но уже сумерки, и вряд ли можно разглядеть, что сейчас в ее глазах — радость или грусть. Он не шевельнулся. Лада ответила не сразу.— Я рада, что у вас наладился такой контакт… Вы поговорили даже о моей любви. Но я не поручала брату…— Василь и не говорил, что поручала. Проговорился случайно. Но скажу откровенно, меня немножко обидело, что ты от меня таилась.— Разве любовь — для выставки?— Нет. Но зачем темнить: негр, Феликс? Лада рассмеялась.— Защитная маскировка.— Что и от чего надо защищать? Почему все-таки последний этап?— Не волнуйся. Могу превратить его в первый.— Ты загадываешь загадки. Отгадывание их не для моей старой головы.— Это не загадка — задача, которую должна решить я сама. Если решу — сразу сообщу тебе результат. А сейчас у меня на столе задача на измерение критической энергии каскадных ливней, поэтому я приглушаю вашу шумилку.