Пусть не поймаешь нейтрино за бородуИ не посадишь в пробирку,Но было бы здорово, чтоб ПонтекорвоВзял его крепче за шкирку.

   Стараясь перекричать их, разинула рот, старая дура. На каждой вечеринке визжит, как застрявший в плетне поросенок. Жена селекционера-картофелевода. Выведенные им сорта не много прибыли принесли колхозам, а ему дали и кандидатскую и докторскую степень. Между прочим, ходят сплетня, что диссертации и брошюры пишет за него эта визгуха. Как у нее хватает времени разучивать все новые песни?

  Издалека долго,Течет река Волга,Течет река Волга —Конца и края нет.

  — Подпевай, Иван. Чего нос повесил?«Ненавижу этот пьяный рев. А зять как старается! Ты гляди. Никогда как будто не пел. Шефу своему новому демонстрирует ловкость и таланты. Глазами ест Будыку. Как же осчастливил Валентин Адамович — на тридцать рублей больше дал. Начхать ему теперь на тестя, который учил, кормил, одевал, квартиру помог получить… Но черт с ним, с зятем! Лада, Лада… — Боль пронзила сердце. Ты была надеждой и радостью. Куда же ты теперь полетишь? Кем станешь? Женой моряка? Лесовода? А твоя физика?»Охватила такая тоска, что хотелось завыть. Будто хоронил дочку, а не выдавал замуж. И Ольга невеселая. Примостилась на краю стола, как дальняя родственница. Он больше не злился на жену. Жалел. Бедная мать.«Подойди, сядь рядом. Я обниму тебя. И мы вместе поплачем, как плакали родители на крестьянских свадьбах в давние времена. И никого это не удивляло»).

  Среди хлебов спелых,Среди снегов белыхТечет моя Волга,А мне семнадцать лет.

  Мужской бас перекрыл визгуху:

  Гляжу в тебя, Волга,Седьмой десяток лет.

  — Кто-нибудь белорусскую знает? — спросил поэт. Тут же доказали, что знают, — несколько голосов затянуло:

  Ой, березы да сосны,Партизанские сестры…

  — О боже! Если б так мусолили мою песню, я бросил бы писать. Есть песни в народе…— Ша!— Внимание!— Поет поэт!

  Хвалилася калиночка за рекой,Хвалилася калиночка за рекой:Никто меня не вырубит за водой…

  — Не надо, — тихо попросил Иван Васильевич. Услышал и сразу понял поэт. Умолк. Предложил:— Выпьем за отцовскую печаль.Вскочила и вышла на кухню Ольга Устиновна. «Иди, излей свою печаль в одиночестве». Ничего только не пеняла разжиревшая, всегда довольная собой визгуха — заголосила:

  У моря, у синего моряСо мною ты рядом, со мною.

  И нельзя ее попросить: не надо.Не поймет.За песней, подхваченной еще двумя-тремя женщинами, Иван Васильевич не слышал звонка, не заметил, кто открыл дверь. — кто-то из молодежи. И вдруг увидел в коридоре… Виталию. Она стояла в пальто, в белом платке, с чемоданчиком и… виновато улыбалась.— Пропустите меня, — сказал Иван Васильевич удивленным гостям, которые не сразу поняли, что случилось, почему хозяин так внезапно вскочил. Не все даже сразу поднялись. Он протиснулся между столом и стульями, наступая гостям на ноги.— Вита! Добрый вечер! — не обнял, не протянул руки, а взял чемодан и… растерялся, как мальчишка, не зная, что делать дальше, что говорить. — А у нас — свадьба. Лада выходит замуж.