— Не начать ли нам с шампанского?— Это слишком уж по-интеллигентски, отец, — возразил Василь. — Мы хотим по-флотски.За столом Василь был всех разговорчивей и шумней. Вел себя хозяином. Как будто не он приехал в гости, а к нему приехали. Но принимал он не родителей, а сестру и друга. Только их. И это усиливало отцовскую подозрительность. Лада, обычно такая шумная, неугомонная, притихла. Но вся сияла, светилась. И тоже, в свою очередь, держалась хозяйкой за столом — отдавая все внимание… нет, не одному Саше, пожалуй, больше брату. Но девичья дипломатия не больно хитра, даже у тех, кто изучает высшую математику и ядерную физику. Нетрудно было увидеть, что внимание ее, радушие через брата, как через трансформатор-усилитель, направлено на его друга.Впервые в жизни Иван Васильевич чувствовал себя скованным за собственным столом. А мать любовалась сыном, остальное ее мало интересовало; к тому же она часто отлучалась, чтоб подать новое блюдо, сменить тарелки, и ей трудно было уследить за словами, улыбками, взглядами, обобщить их и осмыслить. У нее была еще одна забота: почему опаздывают Майя и зять? Раза четыре звонила. Ивана Васильевича это мало беспокоило, не очень-то хотелось встречаться с зятем после того разговора.Когда наконец налили шампанское и ничего не произошло, ничего не было сказано, кроме шутливого грузинского тоста, который по просьбе Василя произнес Саша с очень похожим и поэтому смешным акцентом, Иван Васильевич повеселел. Не успокоился, но порадовался, что у детей хватило такта не взорвать над головами родителей бомбу.

   Пришли Маня и Геннадий. Но теперь даже зять не мог испортить хорошего настроения. Наоборот. Глядя, как Геннадий жадно выцеживает из бутылок остатки вина, «выжимает по тридцать три капли», сетует, что опоздал, — «Все из-за Майи! Такая копуша!» — Иван Васильевич все больше веселел. Пригласил ребят завтра на охоту — на белячка, на лиса. Те сразу с энтузиазмом согласились. Но Лада решительно заявила:— Никуда они не поедут! Вырвались в настоящий город со своей горы на семи морских ветрах — и снова в лес? Нет!Слова ее для гордых, независимых, уже захмелевших моряков, что командирский приказ.— Не поедем, Саша?— Не поедем. Поймите, Иван Васильевич.— Понимаю.— Нет, вы только, пожалуйста, не обижайтесь. Нам лучше по музеям, в театр…— Давайте по музеям, давайте в театр. А я поеду, поброжу по лесу. Зайчатиной вас попотчую.Укладываясь спать в приподнятом настроении, Иван Васильевич сказал жене:— Готовься к свадьбе, мать.— Какой свадьбе? Ведь все затихло.— Ты так думаешь? И не видишь, что приехал настоящий жених?— Этот? Лада не такая глупая, ей не восемнадцать лет. В ее возрасте так не бывает — бух, как в прорубь. Парень еще служит. Потом учиться будет. Не такой ей муж нужен.— Очень уж ты рассудительная стала!— Да уж не ребячусь, как ты. Постоянные фантазии.— Увидим.Она помолчала, вздохнула, видно, посеял тревогу в ее душе.— Хотя от твоей дочери всего можно ждать.— От моей?— Твой характер.— Такой уж он дурной? Ольга ответила ласково:— Ваня, не дурной, но и не легкий. Ой, нелегкий! — И поцеловала мужа в лоб, как ребенка.То, чего Антонюк ждал и, не случись это, был бы, верно, разочарован, — значит, плохой он психолог! — произошло на четвертый день пребывания гостей. Произошло очень просто, обыденно, за будничным обедом, на столе не было даже бутылки вина. Лада постучала ложкой по тарелке.