Зенит, часть 5

Вика закрыла свои ушки ладонями. Снова всех рассмешила.— Между прочим, дорогая супруга, читать то, что человек пишет для себя... для души, нехорошо.— Мне нехорошо? — удивилась Валя. — А кто тебе перепечатает на машинке? Кроме меня, ни одна машинистка не разбирает твоего куриного почерка.— А зачем это перепечатывать?— Ты не думаешь публиковать свои воспоминания? — почти озабоченно спросила Зося.— Не знаю.— Дай мне почитать, и я тебе скажу. Дашь?— Тебе — дам.— Но знай мое мнение заранее: излишняя роскошь для человека, умеющего писать, три года работать над военными воспоминаниями и... не напечатать их. Непростительная роскошь.— Что подумают студенты о своем профессоре?— Павел! У тебя были амурные истории? — удивилась Зося. — Никогда бы не поверила. Такой однолюб!— Он хитро пишет: все девушки теряли головы от любви к своему комсоргу, а он знал лишь одно — воспитывать их.Зося захохотала. Валина шутка, пусть себе и шутка, неприятно уколола.— Постыдись, Валя. Я пишу чистую правду.— Правда, она у каждого своя...— А я верю, что он пишет правду. Правдолюбие его, ты знаешь, Валя, нередко выводило меня из равновесия. Нельзя жить без дипломатии... в наше доброе время. Но зато Шиянок — самый объективный историк.Стало неприятно, что женщины говорят так, будто меня нет. Попробовал отвести разговор и от моих воспоминаний, и от моей персоны вообще. Но сделал не тот ход.— Что там у нас на кафедре?— Ты спрашиваешь, что на твоей родной кафедре, Павел! Я тебя разнесу на ближайшем партийном собрании за уклонение от жизни кафедры. Ты как почасовик: пришел, отчитал курс — и бывайте здоровы, живите богато. Неразумный протест!— У меня — протест? Как ты могла подумать? У меня и мысли такой не появилось. Просто мне хорошо работается, и я спешу домой. Никогда не думал, что военные воспоминания могут так захватить. Не иронизируй, Валя, пожалуйста.— Откуда ты взял, что я иронизирую? Теряешь чувство юмора, Павел.— О-о! Если ты заметила такую болезнь, то прошу тебя и тебя, Зося, не давайте ей перейти в хроническую. Потерять чувство юмора — стать похожим на Марью.— Между прочим, «тетка» снова в больнице. И, ты знаешь, происходит чудо: все вдруг очень подобрели. Выходу хоть к ране прикладывай. И Барашка такой деликатный кавалер, даже перед нами, бабушками, комплиментами рассыпается. А уж как подобострастен к Раисе Сергеевне — смех и грех. Может, рассчитывает на представление ее мужу? Напрасно старается. Райка положением мужа, как высокой стеной, отгородилась и от добрых, и от дурных дел. Ты помнишь, чтобы она кому-нибудь оказала хотя бы такусенькую, с мой ноготь, услугу? Правда, и неприятностей не устраивала. Помнишь ли ты хотя бы одно ее замечание кому-нибудь? Ей, мол, нельзя из-за мужа. Позиция — хитрее не придумаешь.— Зося! Становишься злой.— Открыл Америку! Я всю жизнь воевала и против «теток», и против раек, и против либералов, таких, как ты.— Спасибо.— Кушай на здоровье.— Не заводись, пожалуйста, а то снова поссоритесь, — попросила Валя.— Не бойся. Я сегодня добрая. А «тетку» мы с тобой недооценили. Начинаю думать, что не Барашка, а она создает атмосферу. Из-за своих болезней она ненавидит нас, здоровых. Хотя кто из нас здоровый? С ужасом думаю, что было бы, доберись она до заведования кафедрой. Кошмар! И для нас, и для нее.— Пожалей больного человека.— Если больная, пусть идет на пенсию.