— Алексейкина! Ее фамилия Алексейкина! — вспомнил я и обрадовался. Вилена смотрела на меня удивленно. — Надя Алексейкина... Она похоронена на Одере... Их пятеро там, наших, осталось в ту ночь... Ты знаешь, она была совсем ребенком — Надя. Ей не было и восемнадцати. Сорок лет меня мучает совесть, что я их так слабо знал, прожектористок.— Вы думали, мама сбежала за комбригом?— Нет, Вилена, нет! Я понимал ее. Мне тоже хотелось штурмовать Берлин.— Какие вы люди!— Мы обычные, Вилена. Но мы прожили необычную жизнь. Нам есть что вспомнить.— Какой теплый день, правда? Над Москвой редко бывает такое чистое небо.— Над Москвой всегда светлое небо.— Вы — поэт, Павел Иванович. А я — прагматичка. И все мое поколение.— Доспорите после, — Глаша взяла под руку Вилену: — Отдай мою дочь.— Какая я счастливая! У меня — две мамы.Мы вышли на Красную площадь, чтобы постоять у Вечного Огня — у Ленина.Куранты Спасской башни коротко пробили два часа. Сменялся караул.