Едва отрывая от пола тяжелые, как протезы, ноги, Иван отошел к окну, в конец очереди, к продовольственному прилавку.Тамара приветливо кивала ему еще при входе. Теперь она, растерянная, спросила:— Вам что, Иван Корнеевич?Тамаре было неловко, что такой человек, муж акушерки, которая спасала ее и которой она очень благодарна, стоит в очереди. К тому же, она знала, никто из своих слова не скажет, если она отпустит ему хлеб или вино без очереди. Во-первых, на время уборки было рекомендовано: механизаторов обслуживать вне по очереди и предлагать все лучшие дефицитные товары; во-вторых, против Батрака вообще никто бы не выступил, он никогда никому не встал поперек дороги, всем делал добро. Он и жена его.- Ничего, Тамара. Я постою с людьми. Выходной. Чем заняться!- Правда, дайте человеку на людей посмотреть. А то у него от комбайна да машины в голове гудит, как у меня от веялки. Бензином пропах, - сказала Иванова ровесница Ольга Даниленко, всю страду работавшая на току — принимала от них зерно, сушила и веяла.Тамаре все же хотелось сделать Ивану Корнеевичу что-то приятное. Она оторвалась от весов, подошла к нему и, не очень понижая голос, сказала:- Передайте Таисии Михайловне: привезли то, что она просила для Вали.Что просила Тася, Иван не знал. Да и вряд ли дошли до него эти слова. В голову ударила новая волна крови! Шишка!.. Он показал пальцем, и Нина сняла с верхней полки... куклу. О, какая кукла! С полугодовалого ребенка, с беленькими, под натуральные, волосами, в красных туфельках со шнурочками. Эта импортная кукла долго стояла на полке на соблазн и зависть детворе, не одна малышка устраивала тут «концерт», требуя от матери такую радость. Но кукла «кусалась» — стоила целых восемнадцать рублей. Ею не прельстились даже украинцы и молдаване, возвращаясь с Севера с мешками денег. Ее покупал Шишка — подарить какому-то ребенку, показать свою доброту и щедрость.Иван похолодел. «Не продавайте ему куклу! Не имеет он права одаривать детей! Он же убивал детей! Люди! Неужели вы не знаете? Или забыли?»Но разве закричишь такое? Действительно, эти люди могут не знать. Нет, такое нельзя забыть! Нельзя не знать! Ольга, например, разве она не помнит, она же его ровесница? В первые послевоенные годы о расстреле партизанских семей много говорили. Учителя на уроках рассказывали. В детдомовской школе на уроке литературы им дали сочинение: описать фашистские зверства, которые они, дети-сироты, помнят. Он ничего не написал, отдал чистую тетрадь. Молодая учительница очень Удивилась: «Ты, Батрак, ничего не помнишь?» Но оценку не поставила. Может, ей кто-то сказал, что Ваня Батрак помнит слишком многое. Возможно, и сама догадалась, что помнит он такое, о чем не может написать.Увидев, как Шишка сунул куклу в свою желтую сумку, словно убил ее, живую, и похоронил, Иван совсем обессилел и только вытирал о штаны ладони, потевшие сейчас все время, будто бесконечно продолжалась аварийная ситуация. И дышать ему было тяжело. Ольга Даниленко повернулась, сказала:— Ты, Корнеевич, простуженный, что ли, пыхтишь, как кузнечный мех? Коньячку купи, с чайком помогает. Не скупись. Куда тебе деньги девать? Говорят, твоя Михайловна на машину собирает. На черта тебе та машина? На совхозных не наездился?Тут, завершив покупки в промтоварном отделе, подошел Шишка и стал в очередь, объявив всем, кто вошел позже: