Тася, выглянув из кухни, заинтересовалась фильмом. Стояла в дверях, смотрела.Иван встал, уступил ей свое кресло.— Сядь, посмотри. Ну ее, кухню. Нужно же нам отдохнуть.Женщину тронуло внимание мужа.— Ванечка, я бы с радостью, но, ей-богу, не могу оставить детей без обеда.— Ты нам по соске дай, — хмыкнул Корней.— Не понимает, — с сожалением сказала Таисия Михайловна мужу, кивнув на сына.А он, отец, очень даже понял это материнское стремление устроить детям праздник. И ему вдруг захотелось остаться на весь день дома, чтобы у них действительно был семейный праздник. Не идти в гости. А вчера обрадовался приглашению: забыть обо всем в хорошей компании, в застолье! У Якова Коржова младший сын вернулся, отслужил на флоте. Яков, хотя и старший по возрасту,— давний верный товарищ, еще в МТС вместе работали. Краснофлотец этот, Андрей, — ровесник Валин, вместе крестины справляли, кумились. И потом, сам он, Иван, когда-то мечтал о море, о флоте. Разве не интересно послушать такого парня? Плавал в Средиземном море, видел и Грецию, и Египет, и Францию.А тут расхотелось слушать и о море, и о дальних странах. Подумал, что нужно будет выпить, и, наверное, немало, умеют его друзья погулять, а тут такой повод,—и почти испугался, впервые в жизни. Неизвестно, каким он станет, когда выпьет, при теперешнем своем душевном состоянии. Может сделать или наговорить такого, чего нельзя делать, чего трезвым никогда не сказал бы. Но знал, что Тасе хочется пойти в гости. Вчера вечером нечаянно подсмотрел, как она примеряла новое, недавно сшитое, нарядное платье, как любовалась собой в зеркале. Женщина есть женщина. Когда-то тетку Федору испугали двенадцать платьев невестки. «Надо же, целых двенадцать! Разорит она Иванку»,—сокрушалась тетка в беседе с соседками. Не разорила. И сама хуже не стала от увлечения нарядами. Наоборот, все двадцать один год совместной жизни Ивану было приятно сознавать, что жена его выглядит пригожее всех в Добранке. Радостно такой жене дарить обновки.Тася тихо прикрыла дверь, чтобы звоном кастрюль не мешать мужчинам. Оторвавшись от телевизора, Иван порвал для себя непрочную нить событий фильма, свитую коротким Корнеевым рассказом о предыдущей серии, повернулся к сыну, чтобы тот снова объяснил. Но Корней так увлекся фильмом, что не замечал молчаливой просьбы отца. От нетерпеливого ожидания — что же дальше? — парень даже потирал колени. Иван смотрел на него и полнился странным ощущением; пожалуй, никогда еще не случалось, чтобы вот так нахлынуло все сразу — отцовская любовь, умиление, гордость, радость и... тревога, страх — за будущее сына, в котором могут быть опасности и несчастья. Самое страшное из них то, что сам испытал когда-то в детстве, — война. Но почему война? Откуда война? Ага, в фильме люди идут к войне, все происходит перед войной. Он встряхнулся, покрутил головой, чтобы отогнать наваждение.Очень захотелось обнять сына. Знал, что это смутит парня, да и сам он, наверное, неловко почувствует себя. Не заведены у них такие нежности между мужчинами, мать с дочерью могут целоваться, это естественно. А он давно уже не обнимал сына. Пытался вспомнить, когда это было в последний раз. Когда еще носил Корнея на руках? Нет. Когда отвез его в пионерский лагерь. Там, оставляя сына одного, горячо обнял его. Нет, было и еще позже — Корнею исполнилось тогда пятнадцать. Он родился в январе, и Тася придумала, чтобы он, Иван, по случаю сыновних именин прокатил их не на грузовике своем, а попросил у Астаповича коня. Тася и Валя — выдумщицы. Они по очереди держали вожжи. А он, немного пьяный от выпитого вина, от счастья, от мороза и леса, сидел в возке и обнимал притихшего, счастливого, но растерянного именинника.