— Кажется, что здесь даже воздуха больше, чем в городе. Какое небо! А?— Больше кислорода.— Для меня — воздух, для тебя — кислород. Это ж тебе не кислородная палатка. Мне здорово спится здесь. — Шикович засмеялся. — Острый у тебя глаз. Я и вправду задремал над своей статьей. Так сладко', прямо слюнки потекли.— А мы все утро ходили не дыша. Кирилл творит, — иронически улыбнулся Ярош.— Это ты ходил не дыша, врун несчастный? Свистел, как Соловей-разбойник. Тебе приходилось когда-нибудь писать публицистические статьи?— Нет, слава богу.— То-то. Это мука. Особенно на заказанную тему. Скажи, с тобой бывало, что ты хочешь сделать как можно лучше, понимаешь, что это в твоих силах, а не выходит? Получается какая-то жвачка. Скучная жвачка.— Когда писал диссертацию, бывало. В работе — нет. Жвачка в нашей работе — упаси бог!Шикович на минуту серьезно задумался.— Я понимаю. Очевидно, чем больше ответственность, тем работаешь точнее.— Разве когда ты пишешь, ты не чувствуешь ответственности?— Черт его знает. Иной раз кажется, недостаточно чувствую, — и вдруг крикнул: — Видишь?— Что?— Радуга! Маленькая радуга возле дуба. Должно быть, Наташа плещется у берега. Хорошо! А не пойти ли и нам искупаться? — и сам себе решительно возразил: — Нет! Надо дописать эту злосчастную статью. Живицкий с меня три шкуры спустит, если завтра не сдам.Однако, вместо того чтобы идти работать, Шикович плюхнулся в шезлонг, с наслаждением закрыл глаза и сказал:— Надо писать. А то ведь предстоит еще выпивка. Я пригласил Гукана.Ярош захохотал. Шикович посмотрел на него с недоумением.— Валя только что жаловалась, что не проходит дня, чтоб ты, не позвал кого-нибудь в гости.— А-а.— Ты ставишь жену в тяжелое положение. Пригласил и молчишь.— Молчу. Ибо, во-первых, люблю экспромты. А во-вторых, мое правило: лучше выслушать от жены нотацию потом, чем заранее. Пусть думает, что человек заглянул случайно, и все обойдется.— На кой тебе Гукан?— На что мне Гукан? — Шикович с усилием выбрался из глубокого шезлонга, чертыхнулся, подошел к Ярошу, который спокойно сидел на перилах, глядя на бор. — Давно не беседовал с ним по душам. Лет шесть уже. Интересно, знаешь… Изменился он? И в каком направлении? Произошли такие события! Переворот в мозгах, в сердцах. А как он? Он, брат, из твердолобых. Интересно, как он относится к своей книге. К нашей книге, которую мы вместе писали. Он автор, я литобработчик. Я, например, не пожалел многое перечеркнуть из того, что писал тогда. И эту книжечку мне хочется перетряхнуть основательно. Но надо знать, как смотрит он, автор. Если будет упираться — к черту! Я, обработчик, разгромлю его,— Ого! — иронически воскликнул Ярош, не отрывая взгляда от верхушек сосен. — А не смелость ли это пьяного зайца, Кирилл?От пижамы Шиковича отлетела пуговица и покатилась по полу. Заложив под пижамой руки за спину, воинственно выставив округлый живот, Шикович смерил могучую фигуру друга уничтожающим взглядом. ч— Если б я тебя не знал, как знаю, я дал бы тебе по морде за такие слова. В разных ролях мне приходилось выступать, но в роли пьяного зайца никогда не был. И не буду! Прими это во внимание! Теперь нам известно в десять раз больше, чем десять лет назад, когда писалась книга, и нельзя показывать подполье так, как это сделал Гукан. О многом важном в ней — ни слова. О людях, которые погибли… Да и которые остались в живых, О тебе, например…