Возьму твою боль, часть 1

Валя шутя говорила, что «домашний музей» будет ее курсовой работой, а ансамбль песни и танца, созданный ею во время летних каникул в совхозе, — дипломной, выпускной.Однажды Таисии Михайловне показалось, что в тоске ее непонятной виновата дочь, которая поведением своим как бы упрекнула ее, мать: не так ты, мол, прожила жизнь, дорогая мамочка. Рассердилась на Валю, подумав : «Увижу, доченька, как ты будешь жить», — и с того момента больше материнской нежности отдавала сыну, мучаясь, однако, таким неравным разделением любви своей.По телевизору показывали «Вечный зов», 4-ю и 5-ю серии. Таисия Михайловна не очень любила в книгах и в кино жизнь обыкновенную, суровую, тяжелую, трагичную, ей больше нравились фильмы легкие, с красивыми героями, с романтической любовью, счастливым концом. Понимая, что видит неправду, она все равно почему-то тянулась к этим сладким выдумкам. Комедии любила, смеялась искренне, как маленькая, удивляя и Ивана, и Корнея, которым частенько то, что смешило мать, совсем не казалось смешным. В смысле художественного вкуса у нее было больше общего с дочерью: Валя тоже любила легкие фильмы, легкую музыку. Однажды Таисии Михайловне даже подумалось с тревогой: не слишком ли обе они любят легкое? Да нет, разве в жизни он выбирала где полегче?Но в последнее время она стала чуть ли не бояться телевизора. Не оно ли, это сказочное чудо, приучает лю дей к легкой жизни? Не от этих ли ярких, радужных картинок началась и у нее непонятная тоска неизвестно по чему? Она, тоска эта, уже начинает казаться предчувствием беды.Не очень внимательно следя за героями — все равно не все серии смотрела,—Таисия Михайловна с умилением наблюдала, с каким смаком, не отрываясь от экрана, ест сын. Вздохнула.— Ты хлеба с луком наелся. Отец в кульдюме котлет натолкается, которые разве что пахнут мясом, тот же хлеб. А у меня такие блинчики. С чистым мясом.Корней тепло засмеялся — оттаял у телевизора:— Валька съест. Натанцуется и будет тебе в полночь сервировочку налаживать. Ей нужно было в «общепит» идти, а не в «культпросвет».— Просадит отец деньги.— А чего их жалеть? Премия,—другим тоном, чем вначале, без осуждения, снисходительно, с мужской рассудительностью, ответил сын.Таисия Михайловна давно заметила, что у телевизора по-юношески колючий Корней добреет, мягчеет, иногда стыдливо прячет слезы на глазах. Нравилось ей, что парня трогает, волнует судьба, жизнь далеких людей, возможно вообще придуманных писателями. А вот безразличие детей к деньгам — цены им не знают! — и радовало и тревожило.Издеваются над ней из-за машины, глупые.За окном замычали коровы — возвращалось с пастбища стадо.Таисия Михайловна тихонько, украдкой от сына, выскользнула из комнаты, вышла на улицу, стала у ворот. Дети уже заметили это ее чудачество и посмеялись: собственница. А ее тянет встречать вечернее стадо, утром уже отвыкла просыпаться, а вечером так и подмывает выбежать на улицу.Ничего удивительного, в душе она крестьянка. Когда-то они с Иваном и тетка Федора лелеяли единственную мечту — поскорей вырастить корову. Особенно после рождения этой вертушки Вальки. Как они холили ту, подаренную ее родителями, телочку, как ждали, когда ома станет коровой. Двадцать лет потом держали корову, свиней. А теперь в хлеву пусто, одни куры. В нынешние времена немногие из служащих держат корову, даже некоторые молодые рабочие избавляются от живности, особенно те, что живут в новых двух- и трехэтажных домах. Валя, как никто, постаралась, чтобы они сбросили с себя это ярмо — «добровольное крепостничество», как она называла. «Сколько вам молока нужно на троих? Деньги не знаете, куда девать, а гнете спины с рассвета дотемна. Вас Астапович зальет молоком, лишь бы деньги ваши».