Возьму твою боль, часть 1

«Я ж не маленький».«Да, сынок, ты не маленький уже, потому я пришел к тебе».«А тут со мной мама. Мы опенки собираем. Ау, мама!»А мать — будто ожидала его слов — вышла из-за дуба, вытирая уголком платка слезы, радостно и грустно Улыбаясь отцу. Не бросились они друг к другу. Не стали Целоваться. И тут мальчик догадался, что не во сне приходил отец, а наяву и он сквозь сон слышал его голос. Более того, сообразил, что отец приходил и раньше, потому Кулешонок и спросил, кто к ним ходит по ночам. Сначала обрадовался: если мать действительно должна родить ребенка, то не будет в этом ничего позорного, считается нормальным, когда женщина рожает, имея мужа, к ней с уважением приходят на родины, подарки приносят. Но тут же сердце его, еще взволнованное встречей, сжалось, затаилось от страха.Об отце-партизане говорить нельзя. Что же скажет мать людям? И еще больший страх при мысли: а если полицаи действительно знают, что отец приходит, и подстерегут его, застрелят?Он, наверное, испуганно вздрогнул, потому что отец озабоченно спросил:«Что с тобой, сынок? Почему ты озираешься?»«А где твое ружье?»«Есть ружье. Хорошее. Автомат».«Где?»«Тут мои товарищи недалеко».«А ты можешь пострелять бобиков?»«Постреляем, сынок, постреляем... всех фашистов, всех предателей...»«А «свинячий хвост» о тебе спрашивал. Где, говорит, твой отец? Я сказал: на фронте». И снова не хватило решимости сказать все, о чем спрашивал полицай, глянул на мать, застеснялся, а та тяжело вздохнула.Отец сел на пенек, притянул его к себе:«Слушай, Иванка. Ты уже взрослый. Хозяин в доме. Ты должен все знать. Может случиться, что мама... ну, как говорят, купит тебе брата или еще одну сестричку. Так ты знай... Понимаешь?.. Обо мне никому ни слова. Нет меня. На фронте я. Услышишь о матери плохое, молчи, чтобы не вырвалось у тебя ненужное слово, в драку не лезь, не задирайся. Пусть поговорят — черт с ними. Добрые люди разберутся, а гадам — рот заткнем. Договорились?»Иванка согласно кивнул головой, и ему стало хорошо, легко, прояснилось наконец то, чем он мучился уже две недели после встречи с полицая?ии в школе, о чем он никому не мог сказать. А отец говорил с ним, как со взрослым.Мать всхлипнула.«Алена, Алена, — успокоил ее отец и вновь обратился к нему: — Маму жалей, сынок, береги. Ей будет тяжело. Помогай. Слушайся. Мама у нас одна. И хорошая. Самая лучшая».Тут мать закрыла лицо платком, и плечи ее задрожали — заплакала.Отец поднялся с пня, обнял ее.«Не нужно, Алена. Не нужно. Все будет хорошо. Ей-богу, все будет хорошо».«Мамочка, не бойся. Я ж буду с тобой. Пусть кто что скажет, так я ему!»«Ну, вот видишь! Такой мужчина с тобой. Орел! А ты плачешь, как маленькая Анька», — засмеялся отец.— Бать-ко!— Иду-у, сынок! Иду-у!— Иван! Где тебя черти носят? — первым вынырнул из-за куста Щерба, оскалился: — Ето тебя Катины котлеты так по лесу носят? Вот зараза! Нужно Астаповичу сказать. Помню, консервами я отравился, так чуть не загнулся. Ну и плохо же было! Сердце заходилось. Тив-тив — и молчит. Хорошо, докторша уколом подогнала. А то хотело уже, глупое, складывать лапки, как мышка. Да я ему крикнул: «Не смей! Дай пожить Федьке!» Послушалось, как видишь. И снова — «и жизнь хороша, и жить хорошо».Иван слушал болтовню Щербы без улыбки.— Физиономия у тебя кислая, как молоко Любино. «Что это у меня молоко так быстро скисает?» — передразнил он голос жены. — Кувшины, зараза, ленится помыть. А десятку в сапоге нашла. Премиальную. Не с зарплаты. Сам бог и профсоюз наказывали, чтобы я по своему разумению употребил эту десятку. Но все равно опохмелимся сегодня! А, Иван?