— Нехорошо, хлопцы, вышло. Некрасиво. Тут, надо признать, виноваты мы, — он обвел глазами начальство. — Я в том числе. Оттого что мы передовые, у нас головы закружились. Нам хочется быть самыми-самыми передовыми. Не нужно лезть в «самые-самые». — Астапович зажмурился, сморщился, покрутил растопыренными пальцами.—Работать надо по-передовому. Никто не остановил нас с Яковом Матвеевичем. Лысые, мол, вы деды, а надумали подбрыкнуть, как молодые бычки. Ку-зе — тому можно еще хвост задрать. А нам с тобой, Яков, с нашими,— он показал жестом на живот.—Нам куда? Мы выше «гоп» не прыгнем.Щерба и молодой Малашенко захохотали. Иван смеялся сдержанно, хотя ему становилось все веселей от этого необычного совещания, и он который раз подумал о Тасе: жаль, что она не слышит. Еще более сдержанно улыбался Забавский. Качанок с натугой выжимал из себя мелкий смешок. Один Кузя сидел мрачный и все заметнее краснел, будто внутри у него разгоралось пламя.— И вы — туда же. Разгулялись, когда работа не окончена. Устроили сабантуй на весь район. По-хозяйски это, а, тезка?— Так наша ж работа, Федор Тимофеевич, никогда не кончается! С комбайнов — на сеялки, потом — на картофелекопалки. Когда ж и погулять ? — выкрикнул Щерба.— Великий ты философ, Федор Фомич. Спиноза. А знаешь, о чем я часто думаю, подбивая, как говорится, бабки? Кое-чему я тебя научил. А вот одному не научил — пить. Ты знаешь, я во Франции был, хозяйства их смотрел. Но меня не столько коровы интересовали* сколько люди, как они живут. В том числе и как пьют. Французы много пьют, больше нас с тобой, Щерба. Но как? Тут, брат, мудрость народа...Щерба, хихикнув, уткнулся лбом в Иванову спину;— Вскочил дед на своего конька. Астапович словно услышал этот шепот.— Но о французах потом как-нибудь. Не до французов теперь. Светлеет. Должно распогодиться. Опадет роса — нужно выхватить этот ячмень. Мы вам еще один агрегат подкинули — из третьего отделения. Поднимем к вечеру флаг, Иван Корнеевич? Батрак поднялся, как солдат:— Будет, Федор Тимофеевич.— Искровцы хотят комиссию прислать. Мы их пивком угостим из этого ячменя, — и старик так хитро прищурился, что комбайнеры вновь рассмеялись.Впервые шевельнулся и просветлел лицом монументальный Кузя.Иван задумался, как лучше организовать работу автомашин, чтобы комбайны ни минуты не стояли. Машины и вчера работали с полной нагрузкой. Но дорога через лес с выбоинами, нельзя по ней идти на повышенной скорости, теряется зерно из кузовов. А сегодня лишний комбайн, лишние рейсы, а времени меньше. Вчера в это время он вез уже на ток первый намолот. Рассчитав рейсы, встревожился: как бы, обиженный Качанком, не сбежал Корней, парень действительно с норовом, а без него — провал. Где возьмешь комбайнера или шофера?— ...Великий экономист Щерба сказал правильно сеялки, считай, уже заправленные стоят. А сеять озимых будем больше. На зеленый корм. На зерно. Перед нами, товарищи, большая задача — обеспечить комплекс своими кормами. Три тысячи бычков поставим. Вдумайтесь в цифры. — Астапович достал из кармана бумаги. — Вот последние подсчеты. Что нужно от пайщиков. Что от нас... И что мы будем иметь.Щерба вновь зашептал Ивану в ухо:— Слышал новость? Шишка вернулся.Иван, привыкнув к шепоту Щербы, занятый своими мыслями и одновременно стараясь слушать Астаповича, не сразу сообразил, о ком говорит болтун и зубоскал Федька. Но через секунду — будто оглушенный по голове — резко повернулся к Федору: