Подумал как-то в дороге за рулем, что надо выступить на этом собрании, но тут же отказался от своего намерения, вспомнил, о чем обычно говорят на отчетном собрании: об урожае, о надоях и продаже скота, об экономической эффективности работы тракторов и автомобилей, о политучебе. Как же посреди цифр вставить такой рассказ? Могут остановить: не вечер воспоминаний тут! А если и дадут довести рассказ до поездки с Шишкой, то как бы кто-нибудь, хотя бы и один человек, не подумал, что таким образом он хочет оправдаться за аварию — смертью матери, отца, своим сиротством.Непонимания, даже неполного понимания — зачем ему обязательно на людях понадобилось вспоминать обо всем? — Иван особенно боялся. Боязнь делала его настороженно-недоверчивым: всегда верил товарищам своим, а тут начал сомневаться — поймут ли?И вдруг — что-то необычное. Собрание необычное, доклад. Забавский, коротко сообщив итоги года, заговорил о том, как люди живут, чем они живут. О духовности. Что у благосостояния — наличия холодильников, мотоциклов — есть другая сторона. Что не умеем мы воспитывать молодежь на истории родного села, на примерах жизней людей, воевавших, погибших, работавших в самое тяжелое время. Забываем о тех женщинах, которые после войны несли на себе всю тяжесть труда и получали на трудодень по двести граммов. Некоторые из них, у кого не осталось сыновей или они уехали в город, сейчас сено носят на себе, а мы смотрим, уверенные, что так и нужно, что при автоматической системе управления не до этих женщин. Почтение к ветеранам, к тем, кого уже нет, любовь к предкам, к минувшему, к истории и есть основа той духовности, которой, бывает, и недостает...Некоторые члены партии были удивлены: молодой парторг, по существу, бьет по Астаповичу; он же доказывает, что не все в прославленном совхозе так хорошо, как о том столько лет пишут в газетах. Качанок кипел от возмущения: распоясался парторг, наводит тень па ясный день! Бросал взгляды на директора: останови! Но Астапович, понурившись, молчал. Никто не знал, что он не только сознательно пошел на такую критику, но и подбросил Забавскому факты. Старик рассуждал муд. ро: я работал, чтобы люди сытно ели, красиво одевались, теперь кто-то, умнее меня, образованнее, должен сделать людей лучшими, научить правилам высокого кодекса нового образа жизни.Иван, всегда болевший за дела совхоза, не думал, что Забавский принижает их, критикует сделанное до него. Нет, Ивану казалось, что Забавский нарочно говорит только ему одному, отвечает на его мысли, но тут же еще больше запутывает их. Забавский просто-таки заставляет его выступить, после такого доклада невозможно не выступить.Иван, слушая Забавского и одновременно прикидывая, как сам выйдет на трибуну, как будет рассказывать, даже вспотел весь: сердце будто разорвалось, разлетелось по всему телу, и части его, кусочки больно бились в висках, в горле, в руках, в животе, отчего делалось чуть ли не дурно, горячие волны перекатывались в груди, били в затылок.Прения, случалось, и раньше начинались трудно — пока-то люди раскачаются. Необычный доклад совсем сбил всех с толку. Если кто-то и готовился выступать, то готовился по-старому, по привычной схеме и теперь был растерян: как сопоставить свое выступление с докладом? Долго никто не отзывался на настойчивые призывы председателя Якова Качанка.