Возьму твою боль, часть 3

Анна была странным существом, во всяком случае мало кем понятой, поскольку настоящие чувства она скрывала даже от родной матери. Наверное, по закону наследственности ей немало передалось от бабки, от отца — именно то, что привело Григория Шишку на службу к фашистам. Среди этих черт — умственная ограниченность, неспособность подняться над своими эгоистическими желаниями, неумение осмыслить события времени не с точки зрения своего «я» и своего «сегодня», а с учетом интересов всех людей, с учетом будущего народа и своего, ни на миг не отделяя себя от народа. Этого не умел молодой Шишка. Это не умела и его дочь, хотя была она лет на десять старше отца того времени, когда бесславно, на скамье подсудимых, закончилась его карьера.У Анны было тяжелое детство. Она осталась с бабкой, которую в деревне все не любили, а в первые послевоенные годы просто ненавидели. Эта ненависть, если не прямо, то косвенно, переносилась и на нее, чаще через отношения детей, ее ровесников, одноклассников. Она окончила всего шесть классов и была отдана родственниками в няньки, в город. Служила в интеллигентной семье преподавателей музыкального училища. Была старательной, послушной, ее ценили... А она ненавидела хозяев, их детей с самого начала, еще подростком; росла и растила свою ненависть. Хозяйка, пианистка, женщина как бы не от мира сего со своей любовью к Чайковскому, Шопену, ужаснулась, случайно услышав, что о ней и ее детях говорила подружкам их услужливая Анна. Ее выгнали.Тогда же умерла старая Шишчиха, и Марина вернулась с далеких строек, стала работать в только что образовавшемся совхозе, Анна, приехала к матери, но в совхоз не пошла. Бывший лесничий, пьянчужка, нечистый на РУку, зачислив ее в штат лесничества, сделал домашней Раоотницей. Хозяйство у лесничего было кулацкое — корова, свиньи, индюки, и Анна работала за троих. Она прощала лесничему все: что он эксплуатирует ее, зале-ает в казну, что бывает грубым, ругается, напившись, лезет с кулаками. Возненавидела его Анна за одно: знала, как охоч лесник до чужих баб, а на нее, хотя они часто оставались наедине и в лесу, и в доме и он бывал под градусом, ни разу не польстился, будто она и не женщина вовсе. За это она ненавидела не только лесничего, но и всех добранских парней — ни один из них не приударил за ней, не прижал где-нибудь за углом.Анна не знала любви, хотя вкус ее ощутила: работая в городе, познакомилась в парке с солдатом и раза три, по воскресеньям, когда хозяева ее отпускали на весь день, встречалась, с волнением ждала каждой новой встречи с ним, жадно целовалась. Но солдат больше не появился. То ли демобилизовался и уехал домой, то ли разочаровался, а может, узнал, чья она дочь.В семнадцать — двадцать лет Анна была недурной с виду, девушка как девушка. А потом, хотя и работала в лесу и пила парное молоко, как-то быстро стала блекнуть, худеть. Сделалась тощей, плоскогрудой, жилистой, узкобедрой, с мужской фигурой, с мужской силой: схватила как-то у лесничего бодливого быка за рога и крутанула так, что бык заревел от боли и бросился бежать.Новый лесничий — молодой, ученый, жена учительница — отослал Анну в цех ширпотреба, где делали топорища, ручки для лопат, черенки для ножей. Анна пошла покорно, освоила профессию, работала старательно. Но через некоторое время сама предложила свои услуги новой хозяйке. Не из усердия или доброты. Из желания проверить, такие ли они правильные, лесничий и его жена, как показывают себя. Они приняли ее услугу, но не знали, сколько ей платить за работу, конфузились, а она не говорила, не называла суммы. Заплатили так щедро, что Анна удивилась, но не отказалась, от денег она никогда не отказывалась. Работала не так честно, как у бывшего лесничего, который расплачивался с ней за государственный счет. Обирала своих благодетелей и ненавидела их... за щедрость, за порядочность, за чистоту их.