Но у самой Таисии Михайловны вдруг будто иссякла решительность, смелость, угасла радость. Ей даже стыдно стало, что она так обрадовалась замужеству дочери. Хорошие матери плакали по этому поводу.Потому Таисия Михайловна молчала, покорно шла вслед за мужем.Иван, вероятно, почувствовал что-то неладное в этом непривычном женином молчании. Остановился, повернулся к ней. Тася виновато улыбнулась ему. Улыбка эта покорила его, даже растрогала. Он вспомнил, как она сияла вначале и как понурилась сейчас. Может, он действительно не понимает, какое это важное событие для нее, матери, замужество дочери? Может, раньше и он отнесся бы к этому иначе, ну, возможно, не так легкомысленно, но и не так непримиримо? Может, это оттого, что сейчас ему противна даже мысль о любом торжестве. Не только из боязни, что голова будет тяжелой назавтра, отказывается он посидеть с друзьями. От боязни веселья — тоже.Нужно дать Тасе какую-то надежду.— Ну, чего ты загоревала?— Я? Ничего. Думаю, что сказать Вале.— Что ей не терпится так? Скажи, что надо хотя бы присмотреться, что он за человек. Узнать. Что мы о нем знаем? Ты же на него еще и не посмотрела как на жениха. Скажи своей вертушке: пусть не подгоняет ни себя, ни нас. Пусть хорошенько посмотрит. Не такое ето дело, ш0б спешить.Нет, он умный, он добрый, ее Иван: пошумел немного и рассудил по-мужски. Присмотреться действительно не мешает.Валя вернулась поздно. Правда, Корней еще сидел над уроками. Отец лег раньше обычного, но по тому, какой ворочается за стеной, по дыханию его Тася чувствовала — не спит, думает, и ей было жаль его. Мало того, что проклятый Шишка лишил человека сна, так еще и эта забота, такая же внезапная, — сватовство: наверное, боится, что все может произойти помимо его воли, и думает, конечно, как повести себя, если Забавский все же придет. Она, как никто другой, знает, что при внешней строгости и некоторой грубоватости, явно нарочитой, чтобы не выделяться среди механизаторов, чтобы не говорили, что, мол, жена акушерка, так и он в интеллигенты лезет, — Иван по натуре мягкий, добрый, деликатный, настоящий интеллигент — по природе, по духу, потому так глубоко переживает и за себя, и за людей, за их обиды и несчастья.Валя влетела как ветер. С шумом, грохотом. Крикнула с порога:— Где папа?Мать замахала на нее руками:— Спит.— Спит?!— Тише ты! Кричишь на весь дом!Выражение лица у матери было иное, чем днем. Но еще больше, чем лицо матери, сказало ей унылое, искривленное лицо брата, — как старый летописец, он склонился над столом, над книгами, опершись на руку.Корней подслушал разговор родителей после их возвращения, хотя говорили они при нем намеками, ребусами, как когда-то, когда они с Валей были маленькими. Мать рассказывала про свою акушерскую работу. Но и тогда он обо всем догадывался, и теперь все понял по двум-трем туманным фразам. Плохие они, родители, заговорщики. Смешно, что его все еще считают маленьким. Короче говоря, он сразу понял, что Валя собралась замуж за Забавского, а отец против, и хотя мать как буд-то еще уговаривает его, но похоже на то, что в нелегком словесном бою, который должен произойти между отцом и Валей, мать, выступая арбитром, будет все же на отцовской стороне. У Вали нет ни прочного тыла, ни флангов. Корней пожалел сестру. Хотя она, конечно, неблагодарная нахалка и обидела его, назвав «злым мальчиком» (он сходил в школьную библиотеку и прочитал рассказ Чехова) и шпионом, однако он все же решил поддерживать ее, иначе совсем уж неравные силы будут; с его стороны было бы непростительно не помочь слабому.