— Ты чего?Она, как молодуха, повисла у мужа на руке, прижалась щекой к его плечу.— Що я тебе скажу, Иванка! — За двадцать лет жизни на границе с Украиной она, слутчанка, иногда говорила «що» — в разговоре с близкими, как бы подчеркивая родство. Теперь уже Валя и Корней подшучивали над ее до-бранским выговором.— Что ты мне скажешь? — Иван отозвался, с трудом отрываясь от своих невеселых мыслей.— Приехала Валя.— Что ее принесло в понедельник?— К ней сватается один человек. Иван хмыкнул.— Одно сватовство у вас в голове. Кончала 6 учебу, а потом уже сваталась бы.Тася снова засмеялась:— Ваня, любовь не ждет. Ей двадцать лет. Но ты бы знал, кто он!— Кто?— Никогда не догадаешься! Ой, удивишься! Я знаешь как удивилась...— Не упала ж в обморок. И я не упаду.— Забавский.— Наш?— А что я тебе говорила!Иван остановился, отстранил от себя жену, будто намереваясь лучше ее рассмотреть. Возбужденно-раскрасневшаяся, в красном беретике, из-под которого выбивались светлые пряди волос, с игривым смехом в глазах, гаких любимых им за какую-то особенную ясность и глубину, Тася выглядела совсем молодой — девчонкой. Возможно, потому Ивана возмутило, что она с такой легкостью и веселостью говорит о замужестве дочери.— И ты, вижу, радуешься? Бабий у тебя ум! Да ты знаешь, на сколько он старше Вали?— На сколько?— Лет на пятнадцать.— На одиннадцать всего.— Всего! Ты что ето говоришь? Куда ты дочь тол каешь? Ты спросила, где его первая жена?— Он развелся.— Почему он развелся?— Ваня! Всякое бывает в жизни.— Всякое! У нас с тобой могло быть всякое?— Валя любит его.— Не верю я в такую любовь! Почему они от людей прятались? Вскружил девке голову. Ей ли первой? Ко нечно, такой вскружит. Поговорить умеет. А ты, глупая, начиталась романов и развесила уши, раскрыла рот Свистун! — Иван вдруг сорвался с места, зашагал по тропке такими широкими шагами, что Тасе, чтобы не от стать, пришлось почти бежать; он будто спешил рас строить все то, что ее так порадовало.Услышав за спиной дыхание жены, Иван умерил шаг и начал бросать ей слова, едва поворачивая голову:— А я смотрю, что это он посреди ночи заявился" Прощенья просит... Пошел ты со своим прощеньем!. Помогай людям хлеб растить, мясо... или занимайся своей писаниной... А то приехал... доброволец, понимаешь, такой!.. Народник... либерал... все, мол, для него равны... Шишка ему тоже пригодился... Гонорар поможет заработать... И он мне еще про память о героях говорит! Трепло!— Ваня! Ну, ошибся человек. Он же сам признал свою ошибку.— Смотри, он так ошибется с твоей дочкой. Что ты тогда запоешь? Где ето они снюхались?— Вместе же работали все лето.— Работали! Наработали! «Мы пахали»... Смотри, как бы они тебе внука не сработали, что гак вдруг заспешили с женитьбой.— Как тебе не стыдно — о своей дочери!Ее, мать, оскорбили последние слова мужа. Вообще не ожидала она, что Иван так категорически не примлет Сватовства Забавского, более того, так грубо, не посмот Рев даже как следует ей в глаза, не почувствовав ее настроения, растопчет ее радость. Никогда такого не было.Случалось, причем в последние годы очень редко, что мог вспылить, но через пять — десять минут успокаивался и просил прощения. Она, не в пример некоторым женам, гут же прощала, и между ними устанавливалось всегдашнее взаимопонимание.Таисия Михайловна все еще рассчитывала, что Иван отойдет и начнет спокойно обсуждать семейную неожиданность. Но Иван явно никак не мог успокоиться и все больше возмущался человеком, которого, она знала, уважал раньше — за ум, за добровольный приезд в деревню и работу без формализма, без показухи, об этом все рабочие говорили. Куда же девалась Иванова объективность? «Нельзя же так! — хотелось ей крикнуть. — Не хочешь отдавать за него дочь — это одно дело. Но это не повод, чтобы обливать человека грязью. Никогда же ты таким не был, умел разбираться в людях, умел ценить каждого по его работе».