Возьму твою боль, часть 3

Корней решил стерпеть от сестры любые наскоки, грубости, полагая, что он обидел ее сильнее, но шпиона простить не мог: в чем, в чем, а в шпионстве его никто никогда не подозревал.— За кем это я шпионил? За тобой? Да целуйся ты с кем хочешь! Мне наплевать!— Дети, дети! — раскинула руки мать. — Во; не думала, что вы такие петухи. Что вы не поделили?Обиженный Корней стукнул дверью, схватил в приход жей куртку, шапку и выскочил во двор.Таисия Михайловна догадалась, о чем так таинственно, без свидетелей, хочет поговорить Валя; по-своему, по-матерински, разволновалась — вот оно приближается, неизбежное! — и одновременно обрадовалась доверителе ности дочери, которая, как близкой подруге, рассказ" вает матери свои сердечные тайны. Значит, она неплох мать, правильно воспитывала своих детей и, главное, взглядам своим не оторвалась от них, не постарела. К да-то, в Валином возрасте, она так же крепко любил свою мать, но почему-то считала, что мать стара, жйвеі оТжившими крестьянскими представлениями об отношениях молодых людей, и потому никогда не рассказывала еЙ о своих увлечениях; случалось, на ее просьбы дать де-нег на новое платье или туфли мать спрашивала: «жениха ты там в городе не завела еще?» Она отмахивалась: «Ну, мама, выдумаете! Не до женихов мне! учиться надо!» — хотя парни у нее были, голову она вскружила не одному и в Бобруйске, и тут, в Добранке, пока не встретила Ивана.Валя не стыдилась рассказывать о своих «женихах» и делала это всегда с юмором. Привезя женихов из Могилева, сразу двоих, она хохотала над отцовской молчаливой иронией и Корнеевой враждебностью — брат по-мальчишески не мог примириться, что кто-то чужой собирается забрать его сестру.Но никогда Валя так не волновалась, как в этот раз. Естественно, волнение ее передалось матери. Значит, серьезное чувство пришло. Может быть, такое, как и у нее к Ивану когда-то.Предстоящий разговор с дочерью пугал. Наверное, из-за этого или, скорее, для того, чтобы дать успокоиться самой Вале — вон как раскраснелась, даже руки дрожат!—Таисия Михайловна оттягивала разговор: сделала вид, что целиком занята сервировкой стола, что вся ее забота - быстрее и вкуснее накормить неожиданную гостью, хотя Валя довольно решительно заявила, что не хочет есть. Да мать на такие заявления никогда не реагировала. И Вале пришлось подчиниться. Обычно она активно помогала Таисии Михайловне накрывать на стол, любила это занятие. Теперь же стояла у окна, смотрела на улицу, будто поджидая кого-то, комкала гардину, казалась равнодушной к материнским хлопотам. А Таисия Михайловна открыла дверь в кухню, и по всему дому пошел такой запах, что и у только что пообедавшего человека потекли бы слюнки.Не спеша, по одной тарелке принося на застланный накрахмаленной скатертью стол в зале хлеб, огурцы, соленые помидоры, масло, Таисия Михайловна рассказывала дочери все о том же — об отцовской аварии:— Майор тот сразу согласился, чтобы ему в нашей мастерской отремонтировали машину. Дешевле обошлось бы, отец все сам сделал бы. Но приехал он к нам... посмотрел, как мы живем, и передумал... Давайте, говорит, три сотни, сам буду ремонтировать. Щерба вспомнил его, на лугу видел. Он там, под Хуторянкой, летом жил в палатке и, говорят, целый завод наладил, все консервировал — грибы, ягоды, рыбу, дичь. Говорят, хвалился, что две тысячи банок закатал. Зачем ему столько, скажи ты мне? Браконьер. Жулик какой-то, а еще майором был.